Так выпьем же за красоту, которая спасает мир лучше любого, самого навороченного спецназа! За красоту вообще, и за красивых девушек в частности. За них – даже в первую очередь, разумеется. Потому как красивые.

***

– Господи, какая красивая история… – Фотомодель смахнула набежавшую слезу и, охваченная сильными чувствами, механически выпила. – И романтическая… – отдышавшись, добавила она. – А шахиды те кавказцами были?

– А то кем еще, – пожал плечами Бывалый. – А тебе чего, жалко их, что ли?

Фотомодель тоже пожала плечами.

– Ну, не то чтобы… Носки, конечно, у них дюже пахучие, но за девушками они своими руками волосатыми ухаживать умеют здорово, этого не отнимешь. Девушки такое возвышенное к себе отношение ценить умеют.

– Давайте же, однако, решать вопросы, товарищи, – ожил, тоже благополучно продышавшись после принятия спиртного, Общественник. К нему, кажется, вернулись утерянные на время деловитость и жажда общественных действий. – Итак, что мы имеем? Мы имеем Фотомодель, которая ищет доктора Крупова для… для… – Он замялся, подыскивая подходящую, не травмирующую нежную девичью душу формулировку, чем мгновенно воспользовался Бывалый:

– Может, ей вовсе и не к Крупову надо, – предположил он.

Что-то в его тоне заставило девицу насторожиться.

– А к кому? – подозрительно, не ожидая ничего для себя хорошего, спросила она.

– А ты, случаем, не феминистка? – в свою очередь спросил Бывалый.

– А что?

– А то. Тогда с Круповым можно и повременить. Конечно, его тебе, как и любой другой фотомодели, навестить не помешает, но есть и более актуальные дела. Сначала неплохо бы на собрание сходить, чтобы от своих опытных товарок четкие инструкции получить.

– Да что за собрание-то! – разозлилась Фотомодель. – Что за инструкции? Какие еще товарки! Можно сказать толком?

– Ладно, слушайте толком, – согласился Бывалый. – В общем, про собрания феминистические история эта. И душещипательнейшая, надо отметить, история.

Он посмотрел на изобразившую безразличие Фотомодель, на замерших в предвкушении чего-то интересного Интеллигента с Общественником, и рассказал следующее:

Требуются феминистки. Срочно

Потому и организовались в организацию, чтоб скучно не было, а звучит красиво. Ну, а раз феминистками обозвались, надо что-то делать. Лучше даже меры к чему-нибудь принимать, чтоб название свое непримиримое оправдать. Но сначала пересчитались, конечно, так положено. Организация-то почти армейская получилась, а это налагает и обязывает. Дисциплина! В общем, пока их с два десятка примерно набралось, но еще примкнуть обещали. Для начала хватит, короче. Делать-то что? Нет, ну что против мужиков надо выступать – это-то понятно. Но конкретно?

И тут повезло. Эти личности никчемные сами против себя и подсобили. Те, которые роду мужского, антагонистического, да еще в депутатах заседают. От жиру и нечего делать законопроект, подлецы, наметили. Чтоб аборты, мол, запретить. Значит, надо обязательно против быть, на то и феминистки. Тем более – как мужики посторонние не в своих абортах разбираться могут? Зато хитрить, надо отдать им должное, здорово наловчились. Объявили, чтоб не придраться было: для демографии в виде деторождения, дескать, все это затеяно. Одно слово, подлецы!

Стали присматриваться – где б задуманную акцию провести. И поняли, что лучшего места, чем возле клиники Бонча-Бруевича, не найти. Потому что гинекологическое то место. Кабинет у него там, абортарием так прямо красиво и называется.

Ну, нарисовали плакатов, пошли к Бончу-Бруевичу договариваться. Тот поддержке своих абортов обрадовался, чаем напоил, а еще обещал пищей горячей периодически подбадривать. Чтоб стоять им возле абортария и не уходить никуда.