Откуда в человеке сие? На самом деле все это тоже заложено в нем – как память, как путь возвращения, как специфическая грань той же радости Царствия Небесного. Сам факт, что человек ходит на ногах, вместо того чтобы разумно ползти, говорит о многом. Люди выгодой никогда не пользовались, а русские выгодой никогда не жили. Да, это тяжелее, опаснее и бессмысленнее, чем передвигаться лежа, но зато мы счастливы так сильнее, и этого достаточно, чтобы идти на любые жертвы, и об этих тяготах даже не ведаем. Более того, даже пускаемся в кружение танца или совершаем полеты в небе без парашюта. В этом прообразе вершится всякая победа над смертью, и Голгофа Христова – первообраз сему. Ведь тяжесть жизни стимулирована радостью бытия, и радость бытия сопряжена с тяжестью жизни, коя в радости перестает быть тяжестью, так же как ад в присутствии Творца становится Царством Небесным, так же как зло становится добром в присутствии добра, а тьма становится освещенной в присутствии свечи – становится проводником световых лучей. Возникшие трудности обусловливают возможность через эти болезни и страдания четче видеть Лицо Творца в чудесах выживания. Все трудности мира – способ видеть Лицо Бога экстазом, без чего мы теряем самих себя. Иными словами, не лежать, а стоять на ногах – этот прообраз Голгофы Христовой не тупость, а средство и способ жить во Царствии Небесном. Так создается видимость контраста, обуславливающая переживание экстаза, с помощью чего мы получаем возможность видеть Его Лик и благодаря этому переживать восторг счастья в Нем. То есть это еще и природа познания.
Мы когда-то были червем и им остаемся, но, неся в себе его несовершенство, движемся к более Божественным высотам красоты. Хотя он так и остался змеем. То есть мы носим его в себе в виде пищеварительной системы и ее желудочно-кишечного тракта.
Контраст контрасту рознь. То есть контраст должен быть образу Его. То есть мы подняли голову как можно выше к небу, и это более подобно Творцу, Который выше всего. А ведь могло быть иначе. Человек мог, к примеру, не ходить на узеньких стопах, а кувыркаться – это тоже тяжесть, но не в образе Бога. А раз так, то это тупик эволюции. Ведь только Он не имеет конца эволюции до подобия Ему из-за Его величия.
Человек и далее будет идти вперед, к большей полноте контраста в Боге, благодаря чему в пределы коего все сильнее будет включаться вся Вселенная (в том числе благодаря научному прогрессу). Человек будет усложнять себе жизнь только для этого, только для этой способности видеть Бога и быть членом Его Семьи, при этом связав в себе всю Вселенную, включая и бездну. Он, человек, отказавшись от чего-то в самом себе, обусловливающего облегчение, и пойдет на иной прообраз Голгофы Христовой, но лишь бы быть на ней всегда. И так будет во все времена бытия человечества. Повторю эту мысль еще раз. Радость о Творце, благодаря коей человек не чувствует тягот, – это не часть физиологии, а он сам и есть по природе, ибо в процессе эволюции не человек природный, а радость адаптируется к этой тяжести. Именно так человек стал прямоходящим, а не ползающим лежа – просто так больше счастья. Человеку нужна эта контрастность в прообразе черного и белого, благодаря коей различимы ориентиры, ведущие к счастью – вечно быть и жить. Мы живем в белом, а черный нужен для свидетельства о белом. Неважно, какой природы данная трудность – она нужна не для того, чтобы испытывать боль, а для того, чтобы найти и удержать в своем сердце счастье, и потому место человека – всегда на краю пропасти, между-между, то есть там, где есть возможность активировать контраст, в коем Божественная крайность контраста переходит в противоположную составляющую контрастности. Таково еще одно определение человека с Богом на понятийном языке эволюции. Этот момент был белой линией древней веры ариев.