Скептики могут с полным основанием утверждать, что поэтам и философам давно уже известно о разрушительных последствиях любви и что страдание от любви было и все еще остается одним из главных сюжетных мотивов, кульминацией которого является Романтизм, в котором любовь и страдание взаимно отражают и определяют друг друга. Тем не менее эта книга утверждает, что есть нечто качественно новое в современном опыте страданий, порожденных любовью. Что по-настоящему ново в современных романтических страданиях, это: электронное регулирование брачных рынков (глава 2); изменения, произошедшие в искусстве выбора партнера (глава 3); ошеломляющее значение любви для формирования чувства социальной значимости (глава 4); рационализация страсти (глава 5); способы развития романтического воображения (глава 6). Но если эта книга и посвящена пониманию того, что в романтических страданиях по-настоящему ново и современно, она не стремится исчерпывающим образом охватить все многочисленные формы, которые принимают муки любви, а лишь некоторые из них; не исключает она и того факта, что многие люди счастливы в любви. Здесь утверждается, что и любовные муки, и счастье имеют особенные современные формы, и именно на них эта книга хочет обратить внимание.
Глава 2
Великая трансформация любви или возникновение брачного рынка
«А зачем вы САМИ к нам никогда не зайдете? Отчего это, Макар Алексеевич?» Что же это вы пишете, родная моя? Как же я к вам приду? Голубчик мой, что люди-то скажут? Ведь вот через двор перейти нужно будет, наши заметят, расспрашивать станут, – толки пойдут, сплетни пойдут, делу дадут другой смысл. Нет, ангельчик мой, я уж вас лучше завтра у всенощной увижу; это будет благоразумнее и для обоих нас безвреднее.
Федор Достоевский. Бедные люди[33]
…Это было в 1951 году… Какая девушка нашла бы парня «желанным» в Уайнсбургском колледже? Во всяком случае, мне никогда не доводилось слышать о подобных чувствах среди девушек Уайнсбурга, Ньюарка или где-либо еще. Насколько мне было известно, девицы не горели подобным желанием; их возбуждали ограничения, запреты и строгие табу, которые служили одной-единственной цели для большинства студенток (по крайней мере, для моих соучениц по Уайнсбургу): закрутить роман с надежным перспективным молодым человеком и свить с ним семейное гнездышко вроде того, которое они временно покинули из-за учебы в колледже, причем сделать это как можно скорее.
Филипп Рот. Возмущение[34]
Любовь издавна изображалась как переживание, подавляющее волю, как непреодолимая сила, неподвластная человеку. Тем не менее в этой и следующей главе я делаю заявление, которое, казалось бы, противоречит здравому смыслу: одним из наиболее плодотворных способов понять метаморфозы любви в эпоху модернизма является категория выбора. Это происходит не только потому, что любить – значит выделять одного человека среди других и таким образом формировать свою индивидуальность самим актом выбора объекта любви, но и потому, что любить кого-то – значит сталкиваться с вопросами выбора: «тот ли это человек?», «как мне узнать, подходит ли он мне?», «не встречу ли я со временем кого-нибудь более подходящего?». Эти вопросы относятся и к чувствам, и к выбору как к различающему типу действий. В той мере, в какой современная личность определяется собственными притязаниями на осуществление выбора – особенно в сфере потребления и в политике – любовь может помочь нам проникнуть в самую суть понимания социальной основы выбора в эпоху модернизма.