Вот туда-то прямо с утра и ходит мой отец, возвращаясь с трёхлитровой банкой тёмной жидкости, которую пьёт до обеда, а потом приходят либо соседи, либо приезжают друзья и начинается застолье, длящееся до самой ночи. Разговоры за столом только про «орден» и про то, какой замечательный мой отец.

Иногда по праздникам нас с сестрой одевают в белые рубашки, мы повязываем красные пионерские галстуки, садимся в машину и едем на какое-нибудь большое партийное мероприятие. Нам приходится подолгу стоять, часто прямо под палящим солнцем и то и дело поднимать руку в приветственном жесте пионеров на очередной призыв от какого-нибудь оратора с микрофоном. Жест пионера – это когда поднимаешь руку в районе своего лба и держишь её под небольшим углом. Выглядит это красиво, особенно когда пионеров много и все вместе как один. Мне определённо нравится! Но только это и нравится, поскольку бесконечные речи взрослых о достижениях отца, об его «ордене», о благодарности, которую испытывают партия и люди к моему отцу, мне просто осточертели.

Каждая такая речь, каждое такое мероприятие меняют отца. Он буквально на глазах превращается в другого человека, совсем чужого, мерзкого, зазнавшегося, смотрящего на окружающих сверху вниз. Ну и, конечно, все эти мероприятия заканчиваются обязательным застольем с тостами и обильными возлияниями до такой степени, что мы с мамой и сестрой уезжаем в конце одни, поскольку отец уже достаточно пьян, чтобы не хотеть ехать домой. Фестиваль продолжается дальше без нас.

А ещё на этих мероприятиях кому-нибудь обязательно приходит в голову гениальная мысль заставить нас с сестрой сказать тост. Как же я ненавижу этот момент, когда мне и сестре необходимо говорить лживые слова о том, как мы горды за отца, благодарны партии за награждение его «орденом» – как учила дома мама.

Это неправда! Мы с сестрой ненавидим проклятый «орден».

Утро, воскресенье. Как обычно, просыпаюсь от чириканья птиц, которые живут на деревьях за моим окном. Сегодня генеральная уборка, что не очень радует, но это лучше, чем какое-нибудь партийное мероприятие. Правда, я вчера надеялся, что родители всё-таки решат поехать в горы на дачу, но мама отказалась, сказала, что нужно прибрать в доме. Я пошёл умываться. За столом на кухне сидит сестра и завтракает, мама что-то уже готовит на обед. Отца за столом нет.

Я сел, тут же передо мной поставили тарелку с яичницей, бутерброд и чай.

Хлопнула входная дверь, это отец пришёл со своей любимой трёхлитровой банкой. От него несёт кислым запахом перегара, лицо его выражает недовольство, вид тоже кислый. Я тут же встаю из-за стола и бросаю:

– Да, – в ответ на мамино: – Ты что, уже всё?

Быстро бегу собирать паласы, лишь бы успеть побыстрее смыться из дому. Я знаю, когда отец с похмелья, лучше ему под руку не попадаться.

Свернув все паласы в трубочку, выношу их во двор, где развешиваю на перекладины, специально установленные для этой цели. Другого назначения им нет, по крайней мере, я ни разу не видел, чтобы их кто-то использовал иначе. Установить монументальные бетонные столбы с толстыми металлическими перекладинами ради каких-то паласов – это так по-советски. Скоро я возьму хлопушку и начну выбивать из них пыль, ну а пока решаю размяться: несколько раз подтянусь на турнике, торопиться некуда.

Только сейчас я заметил в другом конце двора Макса, пинающего мяч о стену соседней пятиэтажки. То левой ногой, то правой. Макс уникальный человек, он не правша и не левша, у него обе руки «рабочие», а в данном случае и обе ноги сильные. Со спортом он дружит, во дворе всегда либо с мячом, либо на перекладине. Он уже умеет на турнике почти всё, и «силовой», и «офицерский выход», и даже может сальто с турника, чему, кстати, учит меня в последнее время. Мне страшно спрыгивать с высокого турника, как Макс, поэтому я пока учусь спрыгивать с низкого.