— Нашла, — собираю волосы в хвост. 

— А я так и подумала, что ты у Стаса. 

— Угу, — прохожу мимо, — зачем ты ее привел? 

— Ян, она такая же моя подруга, как и ты, я не могу ей отказать. Ты не закрыла входную дверь, — поворачивает головку замка. 

— Безотказность — твой конек. — Возможно, не следовало добавлять, но уже поздно. 

— Вик, накрой на стол. 

Положив подбородок на кулак, наблюдаю за суетливыми движениями на кухне. Вика раскладывает по тарелкам второе, режет хлеб, достает вилки.

— Ян, помоги. — Открывает дверку шкафа, но рост не позволяет дотянуться до нужной полки. 

— Возьми стул. 

— Ты будешь? — Вика прокручивает в пальцах стопку. 

— Нет.

Стас устало сползает по стене на табурет, разливает коньяк:

— Сегодня был тяжелый день, — выпивает, не дожидаясь Вики. 

— Да, я устала сидеть в засаде. Пришлось лезть через забор к соседям, когда они ушли на работу. Но, — театрально замолкает и выдерживает паузу, — я все получила. Это тебе. — Вика оставляет перед тарелкой тонкий золотой браслет. — В знак примирения. 

— Спасибо, — убираю украшение в карман. — Или ты думала, откажусь? 

— Нет, конечно. Зря переживала, Ян, — отряхиваю ладони, будто только что закончила тяжелое грязное дело. — Курьер приехал до обеда, как и обещали в службе поддержки, и никаких ментов. Давай еще по одной, — придвигает пустую стопку. 

Доедаю картошку, наливаю чай, оставляю Стаса с Викой наедине. Слышу нескончаемую болтовню о планах на новогодние праздники, удивительно, но и мое имя присутствует. С каждым звоном стопок речь собеседников становится громче, смех ярче, а высказанные мысли смелее. 

— Янка же за стенкой. — Хрипловатый женский голос достигает сознания. 

— Она уже спит. 

Быстро одеваюсь и выхожу на площадку. Я не хочу и не буду слушать размеренные удары стола по стене в сопровождении визгливых стонов, заглушенных мужской ладонью. 

Те принципы, что заложили родители в детстве, не пропали, они деформировались под сложный мир, но что-то осталось неизменным: верность и любовь к друзьям и своим близким. Преданность. 

Кажется, она знакома не всем.

Сама не понимаю, почему все еще общаюсь со Стасом и Викой, наверное, потому что у меня больше никого нет…

Второй раз за день блуждаю по Озерной долине. Оставляю мотоцикл за пустующим домом и осторожно прогуливаюсь, заглядываю в не зашторенные окна. С момента последнего визита к матери не ощущала себя столь жалкой. Я просто стояла и наблюдала за ее действиями: как она метет пол, чистит овощи, ходит из комнаты в комнату. Мама так и осталась одна, не смогла сойтись с другим мужчиной. 

И сейчас я подпитываюсь чужими эмоциями— простым жизненным счастьем. 

Щелчок замка, снова он, блондин из клуба. Полностью обнаженный. Это так странно, не боясь и не смущаясь, выходит на улицу голым. 

Его грудная клетка высоко поднимается, шумно поглощая воздух. Он делает несколько шагов босыми ногами по ледяной крошке.

Я же прикусываю язык, чтобы не крикнуть: «Эй, Рокотов!» — и ждать реакции. 

Блондин с легкой улыбкой ведет плечами, разминает кисти рук и падает на лапы. Никогда не видела оборот со стороны. В груди плещется восторг, трепет и страх. Какой же красавец! Зверь песчаного окраса, высокий в холке, с широкой грудью ступает мощными лапами по дорожке, оставляя крупные следы. Завороженно шагаю параллельно, не забывая держаться в тени. 

Волк поворачивает голову, а я в ужасе замираю, порыв ветра вбивает в мои легкие терпкий запах. На долю секунды теряюсь. Тело действует на автомате, реагирует на приближение, синхронно отступая, а я не могу надышаться, ладони накрывают горло, поглощая сдавленный всхлип. Редкие слезы скатываются по щекам. Ускоряю шаг, одним движением стираю рукавом влагу.