– Я с тобой! – огласила она своё решение Лёше, а про себя добавила: «Была не была!» И приступила к сбору информации.

На этой волне Лёша клятвенно пообещал расписаться с Аней в ЗАГСе в самые ближайшие сроки.

Несколько дней назад они решили подать заявление на регистрацию брака. Однако накануне Лёша, видимо, на радостях отметил это событие с друзьями. Аня в попойке не участвовала, оставшись дома. Жених вернулся под утро, а когда нужно было вставать, лишь промычал что-то невразумительное, перевернулся на другой бок и забылся похмельным сном. Она психанула и, вынашивая план мести, за пятнадцать минут нашла в Интернете гостевой домик в Горном Алтае. Позвонив по телефону, Аня договорилась с хозяином о цене и сроках, чтобы на следующее утро отправиться в путь.

Проснувшись, Лёша жалобно попросил сначала зелёного чая, потом солянки, а потом пива. Аня молча исполнила его просьбы, а потом, когда тому полегчало, заявила: «Завтра утром я уезжаю на Алтай. У тебя будет неделя, чтобы собрать вещи и переехать. Когда свалишь, не забудь предупредить тётю Катю, чтобы Мирку приходила покормить!» Лёша закатил глаза, взял телефон, деньги и вышел из квартиры. Не поверил, решила Аня. Да и чёрт с ним!

Возможно, это было сказано в сердцах. Что, если он действительно не вернётся? Раньше они не ссорились так сильно, и Аня никогда не испытывала такого гнева: ей хотелось убить, растоптать, унизить! В действительности она не знала, чего хочет: чтобы он ушел или чтобы он остался.

Сейчас гнев испарился, и стало ясно, что Лёшка, в общем-то, был ни в чём не виноват. Он просто не делал того, чего ждала от него Аня.

Страх вернулся, когда солнечный свет стал таять, и, хотя камни ещё хранили тепло летнего дня, от земли начал исходить чуть заметный запах влаги. Аня содрогнулась. Нет, нет, только не темнота и холод! Её тюрьма медленно превращалась в могилу. Она застонала. Тихо, протяжно, отчаянно. «Пожалуйста, найди меня! Приди ко мне!» – молила она кого-то.

В Бога Аня не верила. Она перестала верить в него как-то незаметно для себя в тот неуловимый миг, когда закончилось детство. Однажды мама привезла её в старую деревянную церквушку на окраине сибирской деревни, где в прозрачном золотистом воздухе смешались ароматы луговых трав и ладана. Там старый поп, жутко большой и серьёзный, проводил обряд крещения. У Ани, не привыкшей к посещению храма, слегка дрожали коленки, но мама повторяла за попом непонятные слова, робко крестилась и смахивала с лица светлые слёзы, а девочка думала: значит, так надо.

Потом мама научила молиться и Аню. Присаживалась перед сном на край её кровати и просила повторять красивые, но очень сложные фразы. Сначала язык не слушался, но скоро она запомнила «Отче наш» и произносила молитву каждый вечер сама.

Во время подросткового бунта все правила были отброшены, а учеба на филологическом факультете университета открыла новые грани – огромный культурный пласт в виде текстов, образов, идей, символов, имён. Булгаков, Блок, Айтматов, Андреев.

Христос, очеловеченный в романах и поэмах, имеющий чувства и слабости, стал для неё притягательным, но недостижимым, как возлюбленный, с которым не суждено быть вместе, и это было самое сердечное чувство в её «вере». Сама же вера быстро разбилась о логические доводы, раздражение от церковных треб и несправедливость, творящуюся от имени Создателя.

Потом пошло изучение эзотерических трудов, популярной психологии, восточных учений и прочего модного мусора, который под флагом «познай себя» валил из всех соцсетей, книжных магазинов и интеллектуальных разговоров с одногруппниками. Но Ане не давала покоя лишь одна мысль: неужели духовность может быть только религиозной? Разве нельзя жить в гармонии с миром и самой собой, делать что-то хорошее, не веруя в Бога?