Себ знал всю историю. Он наблюдал печальные последствия выходок Блейна Спенсера, выслушивал жаркие речи Милы и однажды – в тот ужасный шестнадцатый день рождения – стойко вынес поток ее слез и готическую подводку для глаз на своей футболке, пока Мила отчаянно цеплялась за него со Стеф.

Она ожидала увидеть жалость. Жалость к женщине, которая – в свои почти тридцать – в эмоциональном развитии ушла не так далеко от себя шестнадцатилетней. По крайней мере, в том, что касалось ее отца.

Он был бы прав и в жалости, и в злости. Мила и сама злилась на себя.

– Готова идти? – вместо этого спросил Себ. – Умираю с голоду.

А потом он улыбнулся. И в этой улыбке было понимание – и ни капли осуждения, гнева.

Именно то, что ей так сейчас требовалось.

Как и ланч, проведенный за рассматриванием витрин по дороге, поеданием бразильских хот-догов с колбасой чоризо и разговорами о всяких пустяках.

До тех пор, пока они не вернулись к магазину Милы, откуда уже доносилась болтовня ее учеников.

– Я иду с тобой, – постановил Себ, твердо и резко. – Понятия не имею, где ты с ним встречаешься и какие у тебя планы, но я буду с тобой. По крайней мере, пока своими глазами не увижу, что этот идиот действительно явился на встречу с дочерью, которой недостоин.

Мила растерянно моргнула.

– Ты пойдешь со мной?

– Да. Скинь мне эсэмэской подробности, которые пришлет тебе ассистентка этого эгоистичного придурка.

Мила невольно рассмеялась вместо того, чтобы спорить, – а потом Себастьян поспешил удалиться, не оставив ей шанса хоть что-то сказать. Хотя любые возражения отдавали бы фальшью. Мила от души радовалась, что Себ будет рядом.