Уверенная, что утром я смогу разобраться с этим хаосом, я закрываю за собой дверь в свою маленькую холодную комнату и запираю ее на засов.

Но проблема в том, что к утру отцу становится плохо. Так плохо, что он даже не может спуститься вниз поесть.

Мерельда безмолвно мечется по дому, проводя большую часть утра взаперти в своей комнате, откуда еще и доносятся очень странные звуки. Я впервые вижу, чтобы она так переживала, и это только усиливает мое собственное беспокойство.

Поставив на поднос маленькую тарелку с едой и кружку горячего чая, я беру все в руки и тихо поднимаюсь в спальню отца. Морщу нос от ужасающего запаха приготовленных на пару трав, который тяжелыми волнами доносится из-под двери.

– Куда это ты собралась, милая?

Я поднимаю взгляд и вижу Мерельду наверху лестницы, она смотрит на меня, мерзко щурясь и недовольно упирая руки в бока.

– Я… я просто хотела его навестить, – отвечаю я. – Ему нужно что-нибудь поесть, чтобы восстановить силы.

– Нет, – говорит она, качая головой. – Я не хочу, чтобы ты своими переживаниями и нытьем волновала его еще сильнее. Ты все только еще больше испортишь.

– Но…

– Дай сюда, – приказывает она, подходя ко мне и выхватывая поднос у меня из рук. – А теперь оставь его в покое, пусть отдохнет.

После этих слов она отправляет меня отскребать каждый сантиметр кухни, а также выполнять полдюжины других домашних дел, которые, я уверена, она придумала только для того, чтобы держать меня подальше от дома.

По крайней мере, Амадей, кажется, исчез, а не прячется по углам в ожидании момента, чтобы наброситься на меня и сделать мой день еще хуже. Однако часы тянутся неимоверно медленно, пока я занимаюсь работой, которой Мерельда завалила меня с головы до ног. Все это время я лишь надеюсь, что, вернувшись в дом, услышу какие-то хорошие новости.

Ужин проходит в полном молчании. Кресло отца пустует, а я ловлю себя на том, что не могу оторвать глаз от его места.

Макая ложку в куриный суп с овощами, на приготовление которого я потратила весь день, я практически не чувствую вкуса еды или еще чего-либо; единственное, что я ощущаю, – это беспокойство.

Мерельда молча потягивает уже второй или третий бокал вина, и ни Амадей, ни Киприан не произносят ни слова; только звук их ножей, скользящих по тарелкам, нарушает тишину.

– Хейзел! – вдруг восклицает мачеха, нарушая повисшее молчание. – Я чуть не забыла о сюрпризе, который приготовила тебе на праздник.

Лишь в этот момент я вспоминаю, что сегодня мой день рождения.

Настроение слегка портится, когда я оглядываюсь назад, глядя на то место, где должен сидеть отец, улыбающийся и смеющийся вместе с нами.

Через мгновение я понимаю, что Мерельда нервно ждет от меня ответа, когда она издает что-то похожее на кашель. Вздохнув, я возвращаю свое внимание к ней.

– Какой сюрприз?

Ее губы растягиваются в ухмылке, заставляя мое сердце уйти в пятки, пока я настороженно жду ответа.

– Это правда настоящий сюрприз, – говорит она. – Я наконец-то нашла для тебя подходящую партию! Давно уже настала пора. Ты, прости господи, не молодеешь. Еще чуть-чуть, и я бы начала переживать, что твоя внешность испортится раньше, чем мы успеем выдать тебя замуж.

Она издает едкий смешок, и комната снова наполняется тишиной.

Я дважды моргаю, уверенная, что просто ослышалась. Но, судя по тому, как радостно сверкают ее глаза, я понимаю, что это не так.

Меня действительно собираются выдать замуж.

Я всегда знала, что этот день настанет. С того момента, как она впервые переступила порог этого дома, ей хотелось избавиться от меня. Теперь, похоже, она наконец добьется своего.