– Ну, студенточка, про кого тебе ещё рассказать? – задорно спрашивает тётя Тая. – Ну, Вовка Пучеглазый – сама видела, как у него зенки-то вылезли! Кирюха-Балтика всегда в тельняшке ходит!

– А почему старушку эту – маленькую, сгорбленную, с клюкой, из 13 дома – мальчишки дразнят «Курлиха – резиновая ж-па»? – не унимаюсь я. Чувствую, что мои расспросы нравятся старушкам.

– Курлиха-то? – старушки переглядываются и смеются пуще прежнего. Просмеявшись, тётя Васса рассказывает:

– Давно это было! Лет 40 назад. Люська Курлихина в больнице лежала с воспалением лёгких. Всю её задницу искололи, а когда выписали, велели грелки к ягодицам прикладывать. Не знаю – с холодной водой или горячей! И вот Люська как-то с грелками под юбкой пошла в магазин. Поленилась, видать, отвязывать! А мужик один был – Витька Тюпин! Помер уж давно! Любил Витька чужих баб по задницам хлопать. И били его за это, да что толку! И вот Витька Люську Курлихину по заднице-то и хлопнул в магазине! Лямка лопнула, грелки-то и вывалились! Вот тебе и прозвище на всю жизнь! Бабки заливисто хохочут.

– А у вас тоже, небось, прозвища есть? – ехидно так спрашиваю. Перестают смеяться. Тётка Васса встаёт и серьёзным голосом говорит:

– Ну, соседки, пора и честь знать! Пойдём-ка, Таисия, по домам!

И остаётся мой вопрос без ответа!

Молодой учитель русского языка и литературы Александр Александрович Тихомиров шёл на первый урок в 4-й класс со страшного похмелья. Вчера после уроков физкультурник Трошин, загадочно улыбаясь, зазвал его к себе в «тренерскую», а там… На столе стояли две бутылки водки с хорошим набором закуски: копчёная рыбка, консервы «Сайра», домашнее сало с домашней же тушёнкой и прочая снедь!

– Сань! Ты давай садись и никуда не дёргайся! – почти силой усадил его физкультурник за стол. – Событие у меня большое – внук родился! Как тебя, Саней назвали! Так что, корешок, уважь коллегу!

Молодой учитель так «уважил» коллегу, что остался ночевать в спортзале на матах. Сторож Антипыч не возражал, потому что ему тоже поднесли стакашек. И вот утром наступила расплата. Впереди шесть уроков, а до начала первого оставалось минут двадцать. 4-Б почти в полном составе стоял у кабинета литературы.

– Здрасьте, Сан Саныч! – миролюбиво встретил его класс. (С фамильярным обращением «Сан Саныч» Тихомиров вёл непримиримую борьбу, но все, от директрисы до двоечника Пузырина, звали его именно так). В этот раз было не до имени.

– Здрасьте! Здрасьте! – не поворачивая головы, стараясь не дышать на ребят, одними губами поздоровался Тихомиров и стал открывать класс. 4-Б хотел войти следом, но Тихомиров быстро прикрыл дверь со словами: «Погодите, я хоть число напишу на доске!» Мысли в голове молодого учителя блуждали, но каждая была сама по себе. В логическую цепочку они выстраиваться никак не хотели. Сан Саныч подошёл к вазе с полуувядшими цветами, которые родители подарили ему на день рождения, и, придерживая цветы левой рукой, жадно напился затхлой воды из вазы. Вода немножко освежила. Затем с подоконника Тихомиров взял россыпь мелких гвоздочков, припасённых для изготовления планшета, зажал их пальцами, сделав своеобразную расческу, и причесался перед стеклом книжного шкафа. Следующей операцией было устранение запаха. Тихомиров достал из шкафа подаренный одеколон, щедро полил его на ладонь, прошёлся ладонью по щекам, оставшиеся капли с ладони слизнул. Перекрестившись, Сан Саныч открыл дверь и широким жестом, без слов, показал ребятам, что можно заходить.

– Так, открываем учебник литературы! – громко произнёс учитель, отходя к классной доске.