– Шаша, не обижаешься ли ты на меня? – сдавленным голосом произнесла она с трудом.

– Нет, совсем нет! – очень по-доброму ласково ответила коза. – Я тебя люблю.

– И я тебя, – из глаз старушки полились слёзы. – Кормилица ты моя! Подруженька верная! Не больно ли тебе, когда я дою тебя?

– Нет, вовсе нет, – опять очень тепло уверила коза. – Мне совсем не больно. Даже нравится.

– Хорошо ли я тебя кормлю?

– Хорошо. Только… Хлебца бы почаще, – мягко попросила коза. – Очень вкусный.

– Хлебушек любишь?

– Да.

– У нас, Шаша, не всегда бывает хлебушек. Но когда будет, я тебе теперь каждый-каждый раз буду давать кусочек! – пообещала плачущая старушка.

– Правда? – обрадовалась Шаша. – Спасибо.

Бабушка обняла её.

У Лалы на глазах тоже выступили слёзы. Она утёрла их кулачком.

– А ты что плачешь? – с доброй улыбкой спросил Рун у неё шёпотом.

– Трогательно очень, – тихо ответила она.

Рун подошёл к ней и обнял. Так они обнимали. Рун фею, бабушка козу. Наконец старушка поднялась.

– Пойдём, Шаша. Я с тобой пройду. Присмотрю, чтоб не обижали. Закройся, Рун, за нами понадёжней, – она была в слезах, но уже не плакала.

Она вышла с Шашей в сени, Рун поспешил за ними. Вскоре раздался скрип засова. Рун вернулся к Лале.

– А ты всё слёзки льёшь, – улыбнулся он ласково, и снова обнял её. – Ну что ты, милая.

– Рун, – сказала она растрогано. – Знаешь, феи вот ради этого живут. Ради такого. Вроде и чудо небольшое. А столько чувств хороших пробуждает. В сердцах. Поэтому феи любят ваш мир. За это. У нас, Рун, все привычны к чудесам. Фее трудно такое хорошее пробудить в ком-то столь запросто. Порадуются, да, но не расчувствуются и не удивятся. Совсем другое. Правда, ваш мир жесток. Иные феи, кто тут побывал, потом порою плачут. От воспоминаний. И не рассказывают никому, что видели. И даже надломленными иногда становятся, словно пережили то, чего не вынести. Надолго здесь фее лучше не оставаться. Но всё же у вас много есть такого, чего у нас… при фее не случится. Что в душах ей не вызвать столь легко. Простою магией.

Она тяжело вздохнула от переполняющего её светлого умиления.

– Да, бабушку мою ты сразила, – покачал головой Рун. – Прямо наповал. Да и меня всё удивляешь. А что сейчас будет в деревне. Я даже и представить не могу. Хотел бы я на это посмотреть. Жаль, не увижу.

– Рун, ты сходи, коли сильно хочешь, – предложила Лала добродушно. – Ты с феей, а чудес так мало видишь. Только недолго, а то боюсь одна.

– Нет, – возразил он с мягкой улыбкой. – Моё чудо здесь со мной. Других мне не надо.

***

День стал клониться к вечеру. И Рун понял, что пора. В каком-то смысле это было даже облегченье. Ждать и страшиться грядущего тяжело. Но всё равно ему было не по себе. Лала тоже заметно волновалась.

– Рун, я хорошо выгляжу? – обеспокоенно спросила она.

– Да.

– А волосы как? Причесать бы. Ещё раз.

– Лала, это очень долго, не успеем. Да и зачем, они и так чудесны. Расчёсаны идеально, не сомневайся даже.

– А платьице как? Сзади ровно сидит?

– Сидит отлично. Лала, поверь мне, ты великолепна. Очаровательна, аж сердцу больно, как смотришь на тебя. Не наглядишься, сколько не смотри, я вот любуюсь, и не налюбуюсь. Никак. Наверно нету в нашем мире ничего, что бы могло по красоте с тобой сравниться. Хоть сколько-то. Хоть на мизинчик. Правда.

– Ого, как много пыла, – разулыбалась Лала. – Ты прям меня пугаешь, Рун.

– Пугаю пылом?

– Да.

– А это плохо? Когда он есть.

– Не знаю. Нет. Но просто непонятно, откуда он, ведь ты меня не любишь.

– Уж прям и не люблю?

– Ну, не влюблён.

– По мне, так очень даже я влюблён.

– А где моё могущество тогда?