– Да я сдавался уж не раз, – с сожалением признал Рун.

– Ты разрешал мне колдовать, когда мне это нужно было или хотелось очень. Не ради себя, не из корысти, ради меня. Здесь нет ущерба твоей чести, любовь моя, – заверила его Лала искренне.

– Ну, поверю тебе на слово, – усмехнулся Рун.

Они дошли до калитки, вышли за ограду. Улица всё так же оставалась безлюдной. День в разгаре, у взрослых работа, детвора бегает, кто на речке, кто по холмам у полей ягоды собирает и травки съедобные, кто помогает в огородах или по дому. Стражники только и были поодаль, теперь уж с другой стороны от избы, вглубь улицы, да мужик один с большой корзиной на дороге за деревней виднелся.

– Это надо же, – не удержался от замечания Рун. – Погляди, вообще никого. Я, честно говоря, опасался, городские всё равно торчать станут тут. На удалении. Чтобы тебя хотя бы издали видеть. Не все ж видели. А ни души. Даже господ. Боятся барона прогневать. Повезло нам, Лала, что он тебя под защиту взял.

– Строгий он у вас? Барон ваш? – поинтересовалась Лала.

Рун пожал плечами:

– Да вроде не очень. Если его не гневаешь.

Они направились по дороге из деревни. Дом Руна на самом краю её, последний. Чуть пройдёшь, буквально шагов пятьдесят, и вот уже отворот влево вниз к реке, а прямо путь к сторожке лесорубов, где они стволы превращают в брёвна да доски, а дальше прилесок. Если не спускаться к реке до конца, идя вдоль неё по обрывистому склону, тут деревьев нет совсем, вырублены все ещё в незапамятные времена, будут лужки, скот на них не пасут, упасть может с обрыва, да и лес рядом, волки порой близко подходят; когда трава слишком высокая, скашивают её, и всё, выходит почти как газон в садах знати, низкая травка, полевые цветочки, ягодки тоже часто попадаются. Вот туда Рун и понёс гусениц. Перед самым поворотом к реке они поравнялись с мужиком, нёсшим корзину. Это был дядька Мито, здешний известный балагур, большой любитель шуток и розыгрышей.

– Доброго денёчка вам, госпожа фея, Рун, – остановившись, сказал Мито, расплывшись в умилённой улыбке во весь рот. Его корзина доверху была наполнена опилками.

– И вам доброго, дяденька, – радушно ответствовала Лала, лучась счастьем. Рун ограничился кивком.

– Куда путь держите? – спросил Мито, сверля любопытным взглядом кадушку.

– Да никуда, – спокойно молвил Рун. – Вдоль речки прогуляемся просто.

– Ясно, – произнёс Мито. – А кадушка зачем? Грибы собирать?

Вряд ли Лале был понятен тонкий деревенский юмор. Откуда ей знать, что ходить по грибы с кадушкой – дикость, которая никому из сельских жителей никогда не придёт в голову. Но по оттенкам скрытой иронии в голосе Мито она почувствовала, что он шутит. И одарила его весёлым сиянием своих дивных глаз.

– Букашечек несём на лужок, – радостно поведала она.

– А! – понимающе кивнул Мито с таким видом, словно носить букашек в кадушках – обычная деревенская рутина. – Доброе дело.

Лишь по выражению лица было заметно, что он несколько озадачен.

– До свидания, дяденька, – тепло улыбнулась Лала. И они с Руном продолжили путь.

Дядька Мито ещё долго стоял, отдыхая от своей ноши, глядя им вслед.

– Здоров, Мито, – подошёл к нему шедший к реке лодочник Шим, бородатый косматый мужичок в худой одежонке. – Куда это фея отправилась?

– Здоров, – откликнулся Мито. – Золото они пошли искать.

У Шима так и отвисла челюсть.

– Золото?! – оторопело переспросил он.

– Золото, золото.

– Это клад мельника что ли?

– Ага. Его самый, – не моргнув глазом, подтвердил Мито.

– Надо же! – завистливо подивился Шим. – Фея-то поди точно найдёт. А почему с кадушкой?

– Вот ты недогадливый, – покачал головой неодобрительно дядька Мито. – Как, думаешь, они будут его искать? Фея заколдует кадушку, катнёт, та покатится, и прямо до клада их и доведёт.