Лала одарила его взглядом, наполненным доброй печалью.

– Я, Рун, уйду когда-нибудь. Ты будешь тосковать по мне. Вот в том твоя расплата. Видимо. Прости. Я тоже буду тосковать по тебе, чтоб ты знал. Очень.

Ненадолго снова наступила тишина. Набежавший порыв ветерка всколыхнул им обоим волосы.

– Между прочим, ты сотворила чудо, – усмехнулся Рун. – Причём без спросу.

– А вот и нет, – разулыбалась Лала. – Я просто гусеничке пару слов сказала. И ты б так мог, сие не колдовство. Она мне ничего не отвечала, не говорила слов. Так в чём тут чудеса, любовь моя?

– Да уж! – весело подивился Рун её изворотливости. – Вот так фея! Всегда не против объегорить простаков.

– Я хитрая коварная злодейка. Хочу похитить у тебя сердечко, – озорно сообщила она, а затем подлетела к нему совсем близко и стала буравить смеющимися глазками. Смотрела на него смешением добрых чувств – загадочно, и иронично, и просяще. И нежно. Рун крепился, сдерживался, пытаясь ей не поддаваться, но вскоре всё же не выдержал и прижал её к себе. Она вздохнула счастливо.

– Ох, Лала, – только и вымолвил он, словно журя её немножко.

– Что? – сияя личиком, поинтересовалась она, будто спрашивая «за что же ты меня ругаешь, милый»?

– Соседи, вон, опять дивятся, – поведал Рун беззлобно. – У нас наверное никто не обнимается столь часто. Ни суженые, ни женатые. Боюсь, что будут говорить об этом много. В округе все кому не лень.

– Повезло тебе, – порадовалась за него Лала. – Все будут знать, сколь дорог ты для феи. Завидовать начнут. И уважать.

– Иль ненавидеть. Мне уже сегодня хотели надавать по шее. На рынке.

– Как это? За что же?

– За то, что я тебя, наивную такую, принудил стать своей невестой.

– Наивный здесь, пожалуй, только ты, – улыбнулась Лала. – Какие странные у вас в краях бытуют представления о феях. Когда увидят, сколь я счастлива, поймут свою ошибку, Рун.

– Надеюсь, солнышко моё. Лала.

– Что, мой котёнок?

– Мне бы ещё воды натаскать. Сегодня хоть немного. До полудня. А то почти не осталось.

Лала протестующе издала невнятный звук.

– Ну, милая, ведь нечем поливать. Растения завянут в огороде. И мы с бабулей с голода помрём. Зимой. Ты же этого не хочешь, правда?

– Вы очень много кушаете, Рун, – вздохнула Лала. – Людей наверно прокормить непросто. Пойдём уж за водичкой. Только вместе. И можешь, так и быть, держать меня за ручку.

– Спасибо, Лала. Я это правда очень люблю. Держать тебя за руку, – сказал он вдруг совершенно искренне, словно делясь с ней чем-то сокровенным.

– Да знаю, Рун, – мягко промолвила Лала, так же отбросив всякие ироничные нотки из голоса. – Я тоже это люблю. Я люблю каждое твоё прикосновение.

Руну стало очень тепло на душе от её слов. А потом внезапно на секунду заболело внутри. Нестерпимо.

– Лучше б меня любила самого, – как будто с юмором посетовал он грустно.

Лала почти сразу как-то замерла, сжалась в комочек. А затем отстранилась.

– Рун, зачем ты так говоришь? – расстроено произнесла она. – Разве ты не знаешь, как я к тебе отношусь?

– Лала, ну я же пошутил, – в некотором удивлении сказал Рун извиняющимся тоном.

– Нет, Рун, вовсе нет. Я ведь тебя чувствую. И магии сразу меньше стало. Тебе кажется, ты шутил, но ты лишь высказал то, что у тебя на сердце. Считаешь, ты мне не дорог?

– Да нет же, Лала! Я так вовсе не считаю, – честно заверил он.

– Тогда что?!

Рун призадумался, глядя на Лалу виновато.

– Я не сомневаюсь, что дорог тебе, – вздохнул он наконец. – Просто…твои чувства от магии родятся, которую ты из меня черпаешь. А если уберёшь её, и что останется? Ну как тут разобраться человеку? Захочешь ли в объятия тогда? Продолжишь излучать столь сильно счастье, когда я рядом? Вряд ли, правда? Иначе станет сразу всё меж нами. Уже не буду нужен как жених. А буду просто друг, один из многих. С которым можно поболтать порой. Но слишком часто видеть – это бремя. А прикасаться – неуместная неловкость. Я, Лала, стараюсь гнать от себя подобные мысли. Но иногда не удаётся. Прости.