– Одна из грубейших ошибок – считать, что педагогика является наукой о ребенке, а не о человеке, – продолжал Дмитрий Анатольевич. – Вспыльчивый ребенок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного ребенка выманили игрушку; у взрослого – подпись на векселе. Легкомысленный ребенок за десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты все свое состояние. Детей нет – есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств, – это он цитировал Януша Корчака.

Влад был с ним полностью согласен. Но также он понимал, что клоуны на телевидении для того и существуют, чтобы развлекать зрителя или отвлекать его от каких-нибудь более серьезных проблем. Такая разновидность обезьянки, которая гримасничает перед отдыхающими в то время, когда обчищают их карманы. И вот по этой причине он старался телевизор не смотреть.

Пролистал папки с похожим содержимым. Кивнул на прощание Елене и Дмитрию и вышел. Тяжелая дверь отсекла голос историка, как бритвой.

Матвей сидел в кресле, закинув ноги на стул. Пил кофе и морщился, как от зубной боли.

– Голова болит? – пожав ему руку, поинтересовался Влад.

– Нет, просто не выспался. А у тебя как самочувствие? – Матвей улыбнулся.

– Да все слава богу, – вернул улыбку Влад. – Ну что, готов к марш-броску?

– Сейчас чашку помою и поедем. – Матвей поднялся и пошел к умывальнику.

Машина была гораздо просторней, чем у Влада. Тот самый тяжелый приземистый «додж». Американцы, они любят все большое. И хорошая аудиосистема. Из колонок доносился с детства знакомый голос:

Выехать собирались с самого утра, но все как обычно. Пока бумаги, пока кофе, пока поговорить, и когда выехали, то по дороге к школе уже шли учителя. Сейчас воспитатели, которые работают с подъема, сдадут вахту, и начнутся уроки. Воспитатели в это время свободны. Кто на машине, тот едет домой, чтобы не сидеть в школе. Кто-то сидит, пишет планы и отчеты. Превратили профессионалов в бумагомарателей. Вместо непосредственной работы с детьми надо написать тонны бумаг о том, как ты работал с детьми. Все эти филькины грамоты потом подшиваются в папки для чего-то там очень нужного.

Это Матвей сделал громче. Он сосредоточенно рулил и молчал, только постукивал по рулю пальцами в такт музыке.

И существуют проверяющие, которые читают эти папки. И на основе этих неверных данных создают свои. А на их папки также есть проверка, а на ту проверку, у которой также есть папки, тоже есть проверка. Ужас, как у Гарри Гаррисона в «Стальной Крысе» – прибор для поиска жучков в приборе для поиска жучков. Когда читаешь такое в детстве, то смешно, во взрослой же жизни это печально.

Влад убавил звук. Матвей повернул к нему голову:

– Не нравится песня?

– Нравится, я слушал их еще на пластинке. У меня были. «Наутилус», «Бригада С», Владимир Высоцкий. Высоцкого было особенно много, на пленке. Такие тяжелые бобины с пленкой. Еще была такая штука – радиола, не помню точное название. Сверху ставились бобины. Ниже шли настройки радио. А еще ниже такая выдвижная штука, выдвигаешь, а там проигрыватель пластинок. Вот такой вот комбайн. Отец на нем Высоцкого крутил, да и много других исполнителей было. Вот и осталась с детства любовь к нашей старой музыке.