В этот раз доктор Ли не ждала его, Анни Леннокс он отозвал с дежурства, и в отделении, казалось, не было ни души. Может, весь персонал как раз собрался в комнате дежурной сестры передохнуть минутку-другую (или разок-другой затянуться). Вексфорд тихо подошел к палате Дейзи. Через матовое окно в стене он увидел, что у нее кто-то есть – в кресле слева от кровати сидел мужчина. Посетитель. Но, по крайней мере, не Джейсон Себрайт. Через стекло в двери инспектор разглядел посетителя. Молодой, лет двадцати пяти. Крупный, ширококостый. Внешность его без труда позволила Вексфорду точно – или почти точно – определить, какого рода человек перед ним. Гость Дейзи принадлежал к среднему классу, учился в элитной частной школе, но вряд ли в университете, сейчас работал “где-то в центре”, деля свой день между компьютером и телефоном. При такой работе с ним будет покончено – как сказал бы Кен Харрисон – к тридцати годам, так что парень старался до тех пор сделать как можно больше денег.
Одежда на нем больше подошла бы человеку раза в два старше: шерстяной блейзер, темно-серые фланелевые брюки, белая рубашка и старый галстук с гербом школы. Лишь в одном он сделал уступку своим смутным представлениям о моде и стиле – волосы чуть длиннее, чем требовали его рубашка и пиджак. У него были светлые вьющиеся волосы, и по тому, как они были расчесаны и завивались у мочек ушей, Вексфорд догадался, что обладатель гордится ими.
Что до Дейзи, то она глядела на гостя, сохраняя непроницаемое выражение лица. Сидя в кровати, она смотрела на него без улыбки, но не казалась особенно печальной. Инспектор не мог бы сказать, начала ли она уже оправляться от перенесенного шока. Молодой человек принес цветы – дюжину нераспустившихся роз, – и они лежали на покрывале между ним и Дейзи. Правая, здоровая, рука девушки сжимала стебли, обернутые узорчатой, розовой с золотом, бумагой.
Вексфорд выждал несколько секунд, затем тихонько постучал, отворил дверь и вошел. Молодой человек круто обернулся и бросил на инспектора именно такой взгляд, которого тот ожидал. Вексфорд часто думал, что в некоторых частных школах учат особым образом смотреть на людей: надменно, презрительно и словно бы с возмущением. Точно так же, как учат разговаривать с кашей во рту.
Дейзи не улыбнулась ему. У нее было редкое качество: она умела быть любезной и приветливой без улыбки.
– Здравствуйте, – сказала она.
– Привет.
Сегодня ее голос был глуховат, но ровен, истерический надрыв ушел.
– Николас, это инспектор, нет, старший инспектор Вексфорд. Мистер Вексфорд, это Николас Вирсон, друг нашей семьи.
Она произнесла это спокойно, без малейшей заминки – а ведь у нее больше не было никакой семьи. Мужчины кивнули друг другу. Вексфорд сказал: “Добрый день”. Вирсон только еще раз кивнул. В его представлении об общественной иерархии, в его Великой Цепи Бытия полисмен стоял где-то на нижних ступенях.
– Надеюсь, вам лучше?
Дейзи опустила глаза.
– Я в порядке.
– Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы мы могли поговорить? Подробнее поговорить о тех событиях?
– Мы поговорим, – ответила она и вздернула подбородок: – Вы ведь все сказали вчера. У нас нет выбора.
Вексфорд видел, как девушка сомкнула пальцы на обернутом бумагой букете и крепко сжала стебли роз. У него мелькнула странная мысль, что она старается поглубже поранить ладони. Хотя эти розы, возможно, без шипов.
– Николас, тебе пора. – Человека по имени Николас почти всегда зовут сокращенно – либо Ник, либо Никки, – но Дейзи обратилась к гостю полным именем. – Очень мило, что ты пришел. Цветы восхитительны. – Она произнесла это, стискивая букет и совсем не глядя на него.