– Теперь нужно понять, какой из них действительно на рисе, – пробубнила я себе под нос, на миг отвлекаясь от мыслей о Багровом змее, его мускулистой фигуре, укрытой тьмой, и о его жестких губах, сжатых в линию.

Жидкости в обоих флаконах были полупрозрачными, лишь немного различаясь в оттенке. Левая – зеленоватая, правая – голубоватая. Словно их нарочно кто-то раскрасил, чтобы сбить меня со следа.

Впрочем, я подозревала, что так оно и было. Сам рис никогда не дал бы подобного цвета. Однако стоило приглядеться повнимательнее, как я заметила, что содержимое правой склянки оказалось чуть более вязким, чем в левой. Совсем немного, но если потрясти бутылочку, на стенках оставался легкий беловатый налет. С первой, зеленоватой, настойкой такого не происходило.

Приняв решение, я убрала ее, оставив только флакон с голубоватой жижей, быстро схватила лепесток белой королевы и бросила внутрь, вернув пробку на место.

– Готово, – ответила я, неожиданно замечая, каким хриплым и странно мягким стал голос.

Взглянув на Астариена, вздрогнула, успев за последние несколько минут отвыкнуть от ощущения его напряженного взгляда.

Под мантию словно просыпались раскаленные искры, пощипывая кожу, нервируя и снова поднимая градус в помещении до нестерпимо высокого. Хотя куда уж выше. Меня и так потряхивало от близости мастера, и только занятие помогало немного отвлечься. В глубине души я уже признала, что побочный эффект мирина начал сказываться на моем разуме, и смирилась с этим.

– Верно, – негромко проговорил льесмирай, так и оставаясь на другом конце комнаты, возле шкафа с ингредиентами.

Несколько мгновений он молчал, словно не знал, что делать дальше. Просто смотрел на меня с какой-то нечитаемой мыслью, скользящей в багровых глазах. Может быть, решал, выгнать меня или оставить. Ведь я выполнила его задание нечестным путем, да и сама была словно взрывное заклятие, отложенное на время. Кто знает, когда разнесет все вокруг?

Я очень не хотела уходить и не хотела, чтобы он отчислял меня, забирая дарованный шанс назад. Была в ужасе от мысли, что все усилия напрасны. А яд, что растворился в моей крови и заставлял грезить только о мастере, – тоже зря. Это так ужасно, когда единственный мужчина, о котором ты способна думать, может сломать твою жизнь! И может быть, уже планирует это сделать…

Я закрыла глаза, упершись руками в стол и сжав столешницу. Кажется, слишком сильно. Пальцы даже чуточку похолодели.

– А теперь возьми чашу для смешивания и делай то, что я буду говорить, – наконец раздался тихий, словно уставший голос льесмирая.

Но для меня он прозвучал музыкой, трелью дождя по иссушенной, растрескавшейся земле.

Он не собирался меня выгонять.

В следующие двадцать минут я трясущимися руками выполняла каждое указание Багрового змея, лишь изредка отвлекаясь на его тень, то и дело мелькающую возле окна. Я не должна была ошибиться. Ведь если я сделаю это даже с мирином в организме, значит, мастер прав и я совершенно бездарна. Страх ошибки, смешанный с жаром, что продолжал курсировать по венам, поднимал градус напряжения до совершенно нового уровня. До такого, на котором мне никогда не хотелось бы оказаться.

Но я уже была там.

Ближе к концу занятия, когда передо мной стояла почти готовая ядовитая субстанция, я начала чувствовать себя слишком плохо. Возможно, если бы после приема мирина я оказалась у себя в кровати и спокойно отдыхала, раздумывая о том, насколько мягкими были губы мастера Астариена, все ограничилось бы легким неудобством, которое пропало бы к утру. Но сейчас каждую мышцу скрутило от беспокойства, под желудком кольцами свился страх, а взгляд Багрового змея жег кожу.