– Проваливай в свой серпентарий, пока шипелки не лишился, василиск доморощенный! – озверела я.

В груди все клокотало, тело сотрясала крупная дрожь. Кружку отпустила, саму себя – нет.

Оленя обижу, сердечко разобью. Нашел хрустальную статую мужика, жертву тонкой душевной организации. Что не женщина, так потенциальная угроза психике бедного парнокопытного. Тьфу, неженки!

Правильно Ирка говорит: нечего жалеть – надо бить. И желательно посильнее, чтобы мозги на место встали.

– Алена, – протянул тягучим, как жвачка, басом Кеша, – ты прелесть. Пожалуй, закрою глаза на ваше сходство с…

Я поперхнулась воздухом и закашлялась, когда Аспидов резко оборвал себя на середине. Сквозь белый шум пробралось что-то неприятное, будто мне приоткрыли завесу грязной тайны.

Это немного остудило пыл, однако часть тлеющих углей осталась и неприятно жгла кожу изнутри. Подстегивала на новый виток скандала.

– С кем? – я почти справилась с гневом, голос звучал ровнее.

– Неважно, – отмахнулся Кеша. – Просто к слову пришлось, ничего общего.

– С кем? – повторила жестко, сцеживая каждую букву.

Я бы обязательно дожала Кешу или добилась внятного ответа, но моченая вишенка дерзко ворвалась в сознание. Помешала на полпути к цели, развела по всему катку остатки дыма после кострища.

Меня аккуратно похлопали по плечу – мягко, словно кот погладил. Резко обернувшись, я утонула в зелени малахита и почувствовала на губах пряно-коричный вкус. Прожевать толком не успела, а на языке уже таяло пропеченное тесто.

Я сжала запястье Рудольфа, держащего бумажный пакет с булочкой, и чуть не выдрала с мясом от жадности. Странные намеки отошли на второй план из-за непреодолимой жажды съесть лакомство. И Морозова, который забавно сморщил нос

– Тихо, тихо, Сахарочек, – он попытался вырваться. – Меня-то есть не надо.

Наивный. Я вцепилась в рукав пальто хваткой французского бульдога.

– Дернешься, голову откушу, – пригрозила удивленному Морозову. – Булки на стол, чтобы я видела.

Мы выглядели очень глупо, но Рудольф мне подыграл: поднял руки, изображая сдавшегося преступника, и оставил еду в указанном месте под хохот Ивана Петровича.

– Ой, не могу, – Штерн стер слезинку, затем сел напротив. – Скажите, Кеша, ну разве они не прекрасная пара?

– Согласен, – отозвался Аспидов где-то за плечом. – Кстати, Рудольф, ты так и не ответил насчет новогодней вечеринки.

Снова нехорошее предчувствие пощекотало затылок. Отпуск Морозова, я умяла крохотную булочку и вцепилась в новую кружку с шоколадом. Пар, танцующий над зефирными снежинками, заворожил настолько, что я не сразу услышала вопрос.

– А?

Подняла голову, когда Аспидов позвал меня.

– Говорю, не хотите ли, уважаемая Алена, посетить вечеринку года? – пропел Кеша и стрельнул взглядом в Штерна. – Вы тоже приглашены, Иван Петрович.

– Нет, нет, – мастер поерзал на стуле. – Это плохая идея. Там будет одна молодежь, к чему скучный старик, вечно болтающий о стекле?

– Ну почему же? Мне очень любопытно. Ваши работы я бы тоже посмотрел с превеликим удовольствием.

Я покосилась на Рудольфа, тот плотно поджал губы. Идея о новогодней вечеринке явно не вызвала у него бурного восторга. Впрочем, если праздник, о котором я подумала, тогда не удивительно. Иннокентий – блогер. Он вертелся в творческой среде, где домашние посиделки невозможны в силу многих обстоятельств.

Сразу всплыли из омута памяти кадры прошлого корпоратива, когда компания позвала блогеров и звезд социальных сетей. Уши до сих пор не отошли от кошмарного пения под фонограмму, глаза – от кривляний в полупрозрачных одеждах.

Долго наш коллектив отходил от вакханалии того вечера. Семен Аркадьевич зарекся от подобных сборищ; разрешил только невинные собрания отдельными группами в офисе. Без караоке.