– Получается? – кивнув на стопку тетрадей, которые я держал под мышкой, озабоченно спросила она.

– Нет.

– Я тоже не могла заниматься там, в лесу. Складывала книжки себе под голову, ложилась и смотрела в небо. И думала о чем-нибудь… небесном или историческом.

– И о чем же были небесно-исторические мысли?

– Больше о людях… – грустно сказала она, взглянув на меня светло-карими, цвета гречишного меда глазами. – Вот под этим вечным небом, думала я, вечно идут войны… И сейчас, – если не воюют, то готовятся. И так всегда. Послушать, только и разговору в мире: воевать или нет. Вот люди! Неужели самые маститые премьеры и политики никак не поймут то, что ребенку ясно: зеленый лес – это хорошо, обугленные пни – плохо; цветы – хорошо, пепел от них – плохо… – Светлана хмуро улыбнулась и, нюхая ромашки, продолжала:

– А поняли бы, то все армии свели к нулю… И Коля не топал бы теперь в кирзовых сапогах где-то за тыщи километров. А стоял бы тут рядом.

– Ничего… Парню полезна армейская закалка.

– Закаляться можно и по-другому… А вы служили?

– Да.

– И вас… девушка ждала?

– Да. Но… не дождалась… Хотя на проводах со слезами пела эту самую сладенько-лирическую: «Вы – солдаты. Мы – ваши солдатки. Вы служите, мы вас подождем». С тех пор терпеть не могу этой мелодии.

– Не все же девушки такие… И песня эта душевная.

– Мне от этого не легче. – Голос мой погрубел от неприятных воспоминаний, но я постарался оттолкнуть их и заговорил с улыбкой: – Да ничего, перегорело… Не сразу, правда. Помню, однажды вечером только мы спать улеглись, выключили свет в казарме, а тут настенный репродуктор елейно-медовый мотивчик этот замурлыкал: «Вы служите, мы вас подождем»… Ну, я не сдержался, схватил подушку и запустил в угол – в радиоточку. Старшина роты мне потом два наряда вне очереди влепил – за порчу музинвентаря.

Маленькие яркие губы Светланы расплылись в улыбке, но в тот же миг она строго заглянула мне в глаза:

– Может, вы чем обидели девушку? На письма не отвечали…

– Я был далеко от дома. Тосковал. Писал ей часто и нежно.

– Тогда она просто… Как так можно?! – с гневом изумления воскликнула Светлана и уткнулась в ромашки, словно пряча в них лицо от стыда за мою давнюю подругу юности.

Я повернулся и пошел к своему домику. На порожке оглянулся. Светлана смотрела на меня с глубоким сочувствием, будто ей хотелось сделать для меня сейчас что-то утешительное.

– Не желаете посмотреть мой цветник? – несмело сказала она.

– А где он? – Я завертел головой, оглядывая знакомый двор.

– Там, за домом, с другой стороны… – Светлана по-мальчишечьи резво перемахнула через невысокие перила веранды и повела меня по тропке в обход дома. Вскоре мы оказались перед его задними окнами, на стенах которых плавился красный закат мягкого лесного солнца. От земли к карнизу, под самую крышу, забирались по натянутым нитям-шпагатинам лопушистые вьюнцы, образуя меж окнами зелены тенистый полог. Под ними ютилась короткая скамеечка, а далее, вдоль глухого забора, пестрела небольшая цветочная клумба.

– Тут в августе красиво, – словно извиняясь, заговорила Светлана, поглаживая головки нераскрывшихся астр. – Тюльпаны уже отошли, а гладиолусы и вот астры еще не поспели. Розы тоже недели три поспят еще, а потом один за другим бутончики начнут раскрываться… О, как тут станет красиво, какие запахи!

– А почему ж вчера мы не полили цветы?

– Я всегда их поливаю сама. Одна. Это мой уголок отдыха, – пояснила Светлана. – Нет, не подумайте, что для себя одной эти цветы холю. Сюда и папа заходил, когда был жив. Кстати, это он розы из Ессентуков еще шесть лет назад привез… И вы… пожалуйста, если нравится, приходите сюда. Цветы помогают думать о хорошем, успокаивают…