– Ну, заходи к нам в гости, Андрей, – не давая скопиться молчанию, сказала Лида буднично-приветливым, каким-то обесцвеченным, внешне веселым, но внутреннее глухим, ничего как бы не помнящим голосом.

И я понял, что Лида, моя милая Лидушка, теперь уже навсегда не моя. И нужно уехать, удалиться куда-нибудь мне. Не созерцать рядом с другим ее, красивую, от материнства еще более похорошевшую, такую насквозь родную…

– Что так? – помолчав, переспросила Анастасия Семеновна. – Иная сноха ласковее дочери бывает.

– Может, и бывает, – вяло согласился я, – но мне кое-что свое вспомнилось…

– Пока он служил, его девушка, невеста, замуж вышла, – торопливо пояснила Светлана, запоздало советуясь со мной глазами.

– Не стоит об этом…

– Вот, вот, – подхватила мое настроение Анастасия Семеновна. – Надо ли по таким тужить?.. Была бы путевая – дождалась… А вы картошку забыли, совсем остынет. Да вот молочка еще… Звездочка-то по целому ведру из леса приносит. Ох, и трава нынче! Сам бы ел… Не знаю только, как на зиму ей сенца припасти.

– Как всегда, – равнодушно сказала Светлана.

– Всегда-то я заботы, не знала. Муж – шофер, сам накосит, сам привезет… Прошлым летом зятек приезжал, подсобил. А теперь его прорабом на стройке поставили. Такая у него летом горячка, сезон, что не до нас теперь ему…

– Дедушка поможет. Возле кордона стожок насшибаем, и хватит, – утешающе посулила Светлана.

– Кто насшибает? Восьмидесятилетний дедушка или я со своим полиартритом? – Анастасия Семеновна укорно, с досадой шлепнула по своим коленям. – Или ты?

– А что? Подружку приглашу, Петяньке Кротову подморгну по такому случаю. Не откажет хроменький, – игриво усмехнулась Светлана.

– С ним только свяжись, полгода будет опохмелки выклянчивать, – хмуро заметила Анастасия Семеновна.

– А меня почему забыли? Я же просил вас, Анастасия Семеновна, работы меня не лишать. А сенокос – это ж мечта!

– Особо не размечтаешься… Сенокос – такое дело, семь потов сойдет, – предостерегающе сказала Анастасия Семеновна, внутренне довольная моим рвением.

– Не лишайте меня этой радости. Сто лет не брал в руки косу…

– Вот видишь, мам: записался добровольцем, – искренне гордясь мною, сказала Светлана, и предстоящий сенокос ей, как мне показалось, был уже не в тягость.

6

В пятницу, дождавшись Светлану с работы, Анастасия Семеновна удалилась куда-то с озабоченным лицом и вскоре подъехала к воротам на телеге. Рыжая, с желтоватой гривой крупная кобыла покосилась на меня большим зеркально-черным глазом, но я смело погладил ее по хребтине, взобрался на тесовый передок телеги, взял в руки вожжи и сразу почувствовал себя мальчишкой.

Светлана принесла в телегу охапку старой одежды,

– Пригодится от дождя и комаров, – сказала она и, увидев, как мать тащит грабли и вилы, крикнула: – Мам, все это у дедушки есть. Не зря же вчера я бегала на кордон и предупредила.

Анастасия Семеновна суетливо вернулась во двор, приставила к стене сарайчика орудия труда, затем в утиную скороходную развалочку сбегала к соседке, попросила ту за домом приглядеть, корову подоить, в стадо выпроводить.

– Чем людей канителить, осталась бы дома, мам… Без тебя управимся, – присаживаясь рядом со мной на передок телеги, посоветовала Светлана, дослушав разговор матери с соседкой, что громко велся через забор.

– Ага. Управитесь!.. Так управитесь, что… – Анастасия Семеновна метнула в нас резкий взгляд и решительно полезла в телегу.

Светлана привстала, помогая матери взобраться в дощатый кузовок и, когда Анастасия Семеновна, охнув, перевалилась через борт, села уже не рядом со мной, а возле нее. Буланая будто только и ждала этого момента: стоило хозяйке оказаться в телеге, как лошадь без какой-либо моей команды зашагала по дороге.