Поспать мне не удалось, в дверь громко постучали, уверенно разбудив не только меня, но и соседей через стену.
– Иди, поешь! – грохнула из-за двери бабушка. – Накрыла уже.
– Не хочу, – пискнула я в ответ.
– Не хочет она! – передразнила она меня. – Не пойми в чём душа держится, ещё и ночами шляется!
– Я позже, бабуль, – попыталась я договориться, заранее зная, что попытка будет безуспешной.
– Ты погляди на неё, – начала заводиться бабушка, и я поспешила выбраться на свет божий.
В то утро я бы не смогла выдержать причитания на тему моей никчёмной личности, умудрившейся разочаровать близкий людей одним фактом своего рождения на свет, которая продолжала своё неправое дело изо дня в день, изо дня в день, просто ежечасно. Издевательство природы я, а не человек – тощая, бледная, бестолковая. Захочешь найти такое же – ноги стешешь, не отыщешь!
На столе в маленькой кухне дымился куриный бульон, щедро присыпанный свежим укропом.
– Поешь, вот, – пододвинула бабушка мне под нос пиалу. – Сейчас сырничков пожарю.
– Спасибо большое, – вздохнула я, потянувшись за ложкой.
Помимо воли вспомнились хоромы Федоса, там бы, сидя на табурете, я не смогла дотянуться до ящика кухонного стола.
– Ешь, – кивнула бабушка, смачно разбив куриной яйцо в синюю миску с творогом. – Где была-то?
– У подружки, – соврала я, как и всегда в подобных случаях.
Не то, чтобы я часто не ночевала дома, потому что оставалась в объятиях шикарного, умелого мужчины. Буду честной, вообще мужчины, хоть какого-то… но бабушке докладывать о единичных случаях в своей небогатой сексуальной биографии не собиралась.
– У подружки… – крякнула бабушка. – Знаю я этих подружек. Только одно им подавай.
Я вздохнула. «Им подавай»… можно подумать, нам «подавать» не нужно. Может, кому-то не нужно, я слышала, что в моду входили асексуалы, но конкретно я не отказалась бы, чтоб «подали», а лучше «поддали». Что мне красноречиво и доказало предательское тело несколько раз за ночь и разок утром.
– Смотри, в подоле не принеси, – назидательно строго громыхнула бабушка.
– Не принесу, – пообещала я, едва сдержавшись, чтобы не вытянуться по струнке, как новобранец на присяге.
О том, что я не должна принести в подоле, я знала с тех времён, когда ещё не понимала, что именно я не должна в нём носить, поэтому на всякий случай остерегалась всего.
На даче за городом, где мама с бабушкой снимали половину щитового домика летом, я не носила в подоле ягоды, зелёные яблоки, недозревшую облепиху. На всякий случай не таскала архиважные для дошколёнка сокровища, такие, как красивые камешки, ржавые болты, сухие ветки, цветы шиповника.
– В подоле не принеси! – строжила меня бабушка.
– Не принесу! У меня сумочка есть! – отвечала я.
Показывала ей, заодно соседкам на кухне, сумочку, расшитую розовым бисером, с бантиками и бабочками. Страх, какую красивую! Зачем носить что-то в подоле, если есть такая сумочка, искренне недоумевала я. Мамин подарок, между прочим. На выпускной из садика выпросила, несмотря на то, что мне купили новенький портфель, яркий пенал, заказали аккуратную школьную форму, которая была принята в гимназии, в которую я поступила после года подготовительных занятий.
– Не стыдно такие вещи говорить ребёнку? – часто возмущалась соседка тётка Маргарита.
Марго, как она сама себя называла, ходила по дому в красном спортивном костюме или синем кимоно с вышитым драконом на спине. «Интеллигентная нашлась», – пренебрежительно говорила про неё бабушка. Я мотала на ус, что «интеллигентная» – это что-то плохое, почти такое же, как носить вещи в подоле.
К первому классу вопрос прояснился. Откуда и что именно я узнала, история умалчивает, но на очередное бабушкино: