Память услужливо прокрутила беседу с Артемом Павловским, подвозившем несколько недель назад одноклассницу домой.

«Видишь здание? Его и еще одно на окраине города за копейки купил мой отец. После капитального ремонта он их продаст под квартиры и нехило срубит бабла. Вот такую, как у него, деловую хватку хочу выработать и у себя, – с неприкрытым восхищением в голосе сообщил парень. – А ведь он всего добивался сам, без протекций».

«Насколько я помню, это общежитие для рабочих литейного завода? И его вроде бы определили под снос? Разве капитальный ремонт чем-то поможет?»

«Ты повторяешь слова одного журналиста, пытавшегося по этому поводу раздуть скандал, – скривился сын депутата. – После капремонта здание без нареканий простоит еще лет десять-пятнадцать».

«Но ведь квартиры покупают не на десять лет!»

«А это уже не наши проблемы, – хмыкнул младший Павловский, – нечего вестись на дешевку».

Катя могла сказать в ответ многое. Но прикусила язык, не желая ссориться с парнем, который нравился подруге. Лучше бы она не молчала… Их бы не пригласили к Павловскому в гости, и Витке не подмешали бы в «энергетик» психотропное лекарство. И ее сердце бы не остановилось, не выдержав нагрузки, а Кате не пришлось бы делать непрямой массаж и искусственное дыхание.

Ничего! Ничего бы плохого не случилось, если бы она тогда не промолчала!

Выставленный на беззвучный режим телефон завибрировал. Марина вернулась с работы и захотела узнать, где пропадает племянница.

Отбив вызов, Катя решительно вышла из кустов. Получасовые наблюдения за темным зданием подтвердили, что оно сейчас пустое.

Словно в трансе, полностью не осознавая, что делает, она уперлась в кирпичную стену ладонями.

Жар гнева выплеснулся через кожу рук.

Сдавленно вскрикнув, Катя отпрыгнула назад, оставив пылающие отпечатки на торце здания. Огненный рисунок, вспыхнув, проник внутрь стены – и поджигательнице показалось, что он там растворился.

В ту же секунду с неба хлынули потоки холодной воды. Погруженная в печальные мысли, она не заметила, как над головой собрались грозовые тучи.

Под раскаты грома Петрашова побежала домой. Облегчение пришло на место гнева: хорошо, что пошел дождь – он не допустит пожара.

Сворачивались пожарные рукава. Удрученные неудачей борцы с огнем потеряно бродили вокруг дымящегося пепелища.

– Я наблюдал такое впервые за пятнадцать лет службы, – бормотал руководитель тушения пожара, – горел кирпич, а цемент плавился, как воск…

– Две машины! Две! Не смогли потушить маленькое здание?! – рычал владелец сгоревшего дома, депутат Павловский. – Это ведь не многоэтажка!

– Я и говорю, странный пожар…

– Хватит рассказывать мне сказки! Вы еще ответите за это!

Словно выплюнув угрозу, народный избранник резко развернулся и зашагал в сторону припаркованной возле пустыря иномарки.

– Главное, что люди не пострадали, – бросил ему в спину пожарный, и погорелец отозвался отборной руганью, не сбиваясь с шага.

Пустырь, освещаемый светом убывающей луны и фарами пожарных машин, темнел по центру выгоревшим дотла пятном.

– Мистика какая-то, – вновь обведя взглядом еще пышущую жаром черноту, прошептал мужчина и заорал на подчиненных: – Живей, ребята, живей! Вы кто? Пожарные? Или сонные мухи?

И никто из засуетившихся людей не обратили внимания на рыжеволосую девушку с невероятно синими глазами, стоящую в сени молодого клена.

– Кассандра, ваша довольная улыбка сулит кому-то проблемы? – полюбопытствовал мужчина, держащий над ее головой черный зонт.

– Это с какой стороны посмотреть: одним – проблемы, другим – счастье. – Похожая экзотическую бабочку яркая красавица, вздохнув, добавила: – Для меня же это начало пути к свободе.