– Разбогатею. Вот увидишь, – пообещала Шерстка.

– Это ты называешь уверенностью в собственных силах? – улыбнулся Олег.

– А что я, по-твоему, должна делать? Бросить все и устроиться продавщицей? Или лепить утилитарную попсу, которой заставлены городские парки? За нее платят нормально.

– И что плохого в хороших деньгах? – удивился Олег.

– Это халява! – Шерстка повысила голос. – Пустое разбазаривание собственной жизни, продажа ее по кускам.

– Ну, тут я с тобой не соглашусь. На мой взгляд, нет совершенно никакой разницы, продавать себя по кускам, делая медвежат в парке, или лепить монстров, которые нравятся только тебе.

– Значит, я леплю монстров? – прищурилась девушка.

– Это я фигурально. Не злись.

– Разница такая же, как между работником, нажимающим на педаль штамповочной машины, и кузнецом, плетущим неповторимую вязь решетки. На штампе ты тратишь жизнь, изготавливая не то, что придумал сам. А когда вкладываешь во что-то душу, она не пропадает, понимаешь? Часть твоей души, твоего огня остается в изделии, передается зрителю и живет в нем. И чем больше зрителей, тем больше в мире становится частиц тебя и ты сам становишься больше. В этом случае внутреннее содержание не убывает, а наоборот – прибавляется.

– Зато на штампе заработаешь больше, – уверенно ответил Олег. – Десять средних картин перекроют по стоимости одну хорошую.

– Неправда! – возмутилась девушка. – И сотня, и тысяча средних картин не будут стоить, как одна гениальная!

– Ах, вот ты о чем… – улыбнулся Олег. – Тогда не вижу смысла в дальнейшей беседе. Гениальность – это вещь очень таинственная. Не случайно ее корни приписываются то богу, то дьяволу.

– Все божественное находится внутри человека. – Шерстка задумчиво пожала плечами. – Он сам себе бог, он творит мир внутри себя и выплескивает его наружу посредством искусства.

– И этим изменяет окружающее, – с усмешкой закончил Олег.

– Нет, – не моргнув глазом ответила Люда. – Ничего он не может изменить снаружи. Если бы произведения искусства могли изменить мир хотя бы выборочно, он был бы гораздо лучше, чем теперь. Нет. В произведениях искусства любой человек может найти лишь источник моральной энергии. А что он сделает с этой энергией, зависит только от него самого. Именно поэтому вход в музеи и на выставки платный – за любую энергию необходимо платить. Но если в скульптуре, в картине или в книге нет заряда энергии, то она похожа на использованную батарейку и место ей на помойке.

– С точки зрения архитектора – суровый подход. По-твоему, получается, что один дом, построенный гениальным мастером, лучше десятка многоэтажек, в которых поселятся тысячи людей?

– Ладно, поселятся. И что дальше? Что они сделают, эти люди?

– Ты действительно веришь, что в гениально построенном доме вырастут гении? – Олег поднял брови, не скрывая иронии.

– А ты станешь отрицать влияние организации пространства на психику? Архитектура тоже организует пространство, образует его структуру, которая неизбежно отразится на поведении включенных в нее людей.

– Спорно все это, – с сомнением сказал Олег.

Шерстка промолчала.

Зажегся зеленый сигнал светофора, и машина двинулась дальше по кольцу, теснясь в плотном автомобильном потоке. От легкого укачивания и остаточного похмелья Олег почувствовал тошноту. В ушах снова зашумело противно и громко. Это напоминало звук ненастроенного приемника вблизи работающего мотора – стук, завывания, треск и щелчки. Перед мысленным взором помимо воли начали возникать замысловатые картинки, соединявшие в себе обрывки воспоминаний и совершенно абстрактные образы. Они были как-то связаны со звучащим в голове шумом, но по каким принципам строится взаимосвязь, Олег понять не смог. Пару раз мелькнула ажурная сфера из сна, отпечатавшись в сознании отчетливо и ярко. И вдруг голову пронзил страшный скрежет, болезненный, громкий и совершенно ни на что не похожий. А еще через секунду у водителя запищал мобильник.