Сначала никто мне не ответил. Но когда я уже готов был пуститься в обратный путь, она открыла дверь.

Возможно, дело было в моем нежном возрасте, но надо сказать, что никогда в жизни я такой боли не испытывал. Слово «боль» здесь появилось не случайно, ибо любовь способна доставлять нам физическое страдание. Легкие мои сжались, а мысли, которые обычно отличались ясностью, неожиданно спутались. Огонь свечей дрожал гораздо слабее, чем я.

В первый раз я увидел ее в костюме простой крестьянки, во второй – в королевских одеждах, а сейчас она стояла передо мной в ночной рубашке, и ее распущенные рыжие волосы струились по плечам. Мы были наедине в полумраке коридора. В свете двух свечей, моей и ее, через сорочку просвечивало ее тело. Хотя я заготовил заранее две или три фразы, они тут же вылетели у меня из головы.

– Ну и что же вам угодно? – спросила она.

– Я хотел тебя поблагодарить. – Мне наконец удалось взять себя в руки. – Если бы не ты, я бы здесь не оказался.

– И ты полагаешь уместным являться к даме в столь поздний час?

– Почему ты выбрала меня? Я ведь был гораздо хуже подготовлен, чем остальные. Это всякому было ясно.

– Мне нравится носить удобное платье, когда в замке нет гостей. Твои соперники прошли мимо меня и даже не обернулись: я в их глазах была даже не служанкой, а просто пустым местом. – Выражение ее лица чуть-чуть смягчилось. – Ты же попросил меня о помощи. – Тут Жанна раскаялась в своей искренности и решила сменить тему разговора. Она посмотрела по сторонам, не идет ли кто. – Сколько тебе лет?

Через пару месяцев мне должно было исполниться пятнадцать.

– Восемнадцать.

– Неужели только восемнадцать? – удивилась она.

В юности я выглядел лет на десять старше своего возраста, а в зрелые годы – лет на двадцать моложе. Я придерживаюсь теории, что Mystère ускорил мое взросление, ибо предполагал, что жизнь моя будет недолгой и оборвется в 1714 году. Однако потом возникли разные непредвиденные обстоятельства, и Mystère в течение нескольких десятилетий забывал накидывать мне годы. И результат здесь, перед вами.

– Инженерное дело меня ничуть не волнует. С тех пор как мы встретились, я только о тебе и думаю.

Жанна сделала вид, что удивилась, и засмеялась:

– Если бы ты знал, что тебя ждет, твоя голова была бы занята совсем другими мыслями.

Я не совсем понимал, куда она клонит.

– Последний кандидат продержался три недели, – пояснила она. – Совсем неплохо, если учесть, что его предшественник сбежал домой через пять дней.

– Переступая порог этого замка, я не знал, какова моя цель, – сказал я. – Теперь она мне ясна.

На эту удочку красавица не попалась. Чувства мои были неподдельными, но выражение их казалось игрой балаганного шута.

– Отправляйся-ка отдыхать, – сказала она. – И поверь, завтрашний день потребует от тебя немалых сил.

И дверь ее спальни захлопнулась перед моим носом.

Очень скоро я понял, насколько Жанна была права.

Утренние занятия начались с черчения, – по мнению братьев Дюкруа, тушь и линейки способствовали пробуждению всех чувств. Потом настала очередь физики и геометрии. Во время этих уроков я понял, какие преимущества дает ученику наставник, который посвящает ему одному все свое время и усилия. А у меня их было целых два! Я ничего не смыслю в педагогике и потому не могу строго оценить их методику – скажу лишь, что братья особым образом сочетали строгость, снисходительность и проницательность.

Потом наступило время перерыва и порции лимонного сока.

– Пейте.

Это был приказ. Пока я не привык к этому напитку, братьям приходилось следить, чтобы я не вылил его в какой-нибудь цветочный горшок. Ибо под названием «лимонный сок» мне подавалась некая отвратительная, приторная и густая жижа. Вобан, обладая знаниями в самых разных областях науки, собственноручно создал рецепт этого снадобья из экстракта каких-то кореньев, пчелиного воска и соков различных фруктов. По его мнению, напиток пробуждал интеллект и давал силу мышцам. Убить он меня не убил – и на том спасибо!