– Я за ней не ухаживаю, я на ней женюсь! – возразил он, поцеловал Вику в макушку и вышел из кухни.

– Мам, мне надо собрать вещи и документы.

– Я помогу.

Вика взяла только самое необходимое, но рюкзак значительно потяжелел, когда она надела его на плечи. Вера Николаевна вынесла уже одетого Степку в прихожую.

– Мамочка, я очень тебя прошу, не изводи себя переживаниями. Ты не имеешь права заболеть от волнения. Сейчас очень нужен надежный тыл, иначе мне не справиться! – попросила Вика.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что происходит, – вздохнула Вера Николаевна. – Но ты за меня не вздумай переживать, твой тыл тебя не подведет!

Вика обняла маму вместе со Степкой, спящим у той на руках, поцеловала ее и сказала, забирая сына:

– Я взяла цепочку с барашком, которую папа подарил. Если к тебе придет кто-нибудь и передаст ее, ты будешь точно знать, что этот человек от меня и ему можно доверять.

– Какой человек, Вика? – тут же впадая в панику, спросила мама.

– Пока не знаю, но я обязательно найду того, кто мне поможет! Обязательно! – утвердила скорее для себя, чем для мамы она.

Вика отодвинула до упора переднее пассажирское кресло, а за водительское сиденье засунула рюкзак, надежно упаковав таким образом Степку, спящего сзади, завела машину и прикинула, как лучше добраться до следующего пункта, предусмотренного ее планом.

– Веду себя как разведчик в тылу врага! Может, я крышей поехала, какой-нибудь синдром преследования? – поинтересовалась у самой себя Вика.

Паника! Вот что она сейчас почувствовала!

Что она вытворяет?!

Что она насочиняла? Подслушала разговор двух медсестер в больничном клозете и решила, что какие-то злодеи-врачи хотят отнять почку у сына! Это же маразм! Может, девицы фильм обсуждали или насочиняли ужасов, а она кинулась Степана спасать!

– Что я делаю?! Господи, что я делаю?!!

Ей не хотелось уезжать от дома, от мамы, от своей уютной постели, от теплой защищенности любимой квартиры. Следом за паникой и отчаянием, порожденными ею, пришла совсем страшная мысль: «А если Степан действительно серьезно болен, я ведь не специалист и ничего не понимаю в этом! Я унесла его из больницы, а вдруг наврежу этим ему невероятно?!»

Она задохнулась от этой мысли, прижала от страха ладонь к губам и прошептала совсем уж страшное:

– А если промедление для него смертельно!..

Слезы, на которые у нее просто не было сил все эти дни, сами собой покатились по щекам, по ладони, прижатой к губам.

– Мама права, – прошептала Вика. – Я придумала себе плохой детектив от беспомощности перед Степкиной болезнью. Мне просто надо найти виноватых, вот я и нашла: врачей-изуверов! О господи! Что я натворила!

Она торопливо дрожащей, мокрой от слез рукой завела машину, заглохшую во время ее страшных открытий.

– Надо срочно вернуться в больницу! Извиниться. Нас ведь примут назад! Обязательно примут! Я придумаю что-нибудь, а хоть бы про ту же клинику!

Выруливая со двора на улицу, Вика вдруг с размаху нажала на тормоза и неизвестным ей до сих пор, вылезшим откуда-то из ее шалого существа, замешанного на материнском инстинкте, чутьем, сделавшим голос низким и утробным, проорала, приказывая себе:

– Стоять! Ты куда, идиотка?! Сбрендила?!

Она откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза, давая возможность заполнить сознание этому чутью и инстинкту, избавляющему от приступа трусливой паники.

«Боже мой, я только что чуть не отвезла Степана назад!»

Паника отступила, оставив в покое рассудок и мелкую дрожь в руках как напоминание.

– Так не пойдет, – прошептала Вика, глядя на трясущиеся руки, – так можно и ребенка угробить!