В воскресенье далеко за полночь Алексей похлопал глазами, в которые, казалось, насыпали песку, но зато с чувством выполненного долга сунул в сумку диск с готовым репортажем и направился к холодильнику. От полуфабрикатов уже подташнивало, а готовить что-то сил не было. В итоге Алексей налил себе стакан молока и сжевал пару кусков колбасы с хлебом. Сон накрыл его, едва он положил голову на подушку, однако перегруженное сознание продолжало бодрствовать, всю ночь «развлекая» журналиста кадрами из какой-то странной передачи, где Лерка давала интервью, Дуся пекла пироги, а Серёга почему-то играл на ксилофоне, причём играл очень плохо, на одной ноте, и Алексею очень хотелось, чтобы он заткнулся. Но Серёге, видно, нравилось играть, и он не обращал никакого внимания на мольбы друга. Тогда Алексей решил встать и отобрать у него палочки, и ему это даже удалось, но почему-то звон продолжался, и тут до Алексея дошло, что он лежит на кровати, над ухом раздражающе звенит будильник и хочешь-не хочешь надо вставать и ехать в универ.

Студент с закрытыми глазами добрёл до ванной, поплескал в лицо холодной водой, чтобы проснуться, но попытка не удалась, и даже кофе не помог. Поэтому он решил поехать на метро: отчасти боясь уснуть за рулём, а отчасти потому, что ему не хотелось опоздать на презентацию репортажей. Стоя в набитом вагоне метро и пытаясь держать глаза открытыми, Алексей вспомнил Дусину фразу о том, что в метро можно поспать. Воспоминание очень раздражало.

Однако его старания не пропали даром. Кротов оценил тяжкий труд Алексея, заметив, правда, что он пошёл самым лёгким путём – ограничившись университетской культурной жизнью, но зато похвалил его профессиональные навыки в компоновке материала.

Успешную сдачу работ надо было отметить.

– Гуляем?

– Серёг, я твой должник, с меня бутылка!

Так что вечер понедельника прошёл шумно, весело, омрачало только одно: назавтра снова в универ, хорошо хоть ко второй паре. Кроме того, над душой у Алексея ещё висела статья для газеты, которую к среде надо было сдавать. Так что вторник тоже весь прошёл в трудах. В среду можно было немного выдохнуть, к тому же он обещал Лере сходит в кино (хотя, если бы она не напомнила, то он, закружившись с делами, точно бы забыл о своём обещании).

Фильм, по-видимому, был рассчитан на избранных и был пронизан философскими идеями до занудства, так что скоро после начала мысли Алексея пошли своим путём и добрались до обещанного ему альманаха. Он решил назавтра съездить в гуманитарный корпус после пятой пары. Но сначала нужно было позвонить Дусе, что он и сделал прямо тут же, не боясь упустить что-то важное в фильме. Он набирал номер дважды, но она не брала трубку. Алексею стало досадно: он понял, что если не дозвонится, то встречу придётся отложить на неопределённый срок, так как просвета в делах не намечается. К полуночи, ложась спать, он понял, что его план благополучно накрывается медным тазом, и мысленно послал куда подальше эту несчастную поэтессу с её альманахом. Но вдруг дождался весьма лаконичной эсэмески с её номера: «Что?» «Мда… – подумал Алексей. – Краткость – сестра таланта. Интересно, она Чехова любит?» Ему стало даже немного обидно: могла бы позвонить или хотя бы поздороваться, всё-таки они ещё ни разу не созванивались, да и вообще только познакомились неделю назад. Но он принял её правила игры и написал: «Можно я подъеду к твоему корпусу завтра в 5?» Она ответила в той же манере: «ОК».

Алексей понял, что его это раздражает, даже создалось впечатление, что она хочет от него отделаться. «Впрочем, уже поздно, может, ей неудобно разговаривать?» – примирительно подумал он.