Никита утверждал, что в обычных условиях он со всем этим справляется в одиночку (как?!). Сейчас же у него имелась бесплатная рабочая сила, так что мы с Лешей крутили, тащили и толкали как могли.
После того, как колеса на несчастной фуре были перетасованы, мы приподняли колесо с грыжей от земли и привязали его ремнями к раме. Фура стала похожа на инвалида, у которого одна нога подогнута и перемотана бинтом. В таком положении мы поехали дальше, но и это счастье длилось недолго.
– Да что это за […нецензурная конструкция…]?! – вышел из себя Никита, когда за нашей спиной послышался новый выстрел.
На этот раз бахнула подушка – это такая деталь в подвеске, накачанная воздухом (12 атмосфер). Взрыв этот прогремел еще громче, а поломка оказалась еще серьезнее, чем первые две.
Я не буду описывать, как долго и с каким трудом шел ремонт, как сильно пришлось поломать голову Никите, и как много новых слов он ввел в русский язык. Все это, поверьте, не поддается никакому описанию. Главное, что после многочасового ремонта мы вновь отправились в путь. Хотя хочется написать: «Вернулись на трассу ралли Париж – Дакар». Иначе ту мучительную дорогу не назовешь.
Мы ехали с переломанными колесами и подушками, без задних габаритных огней и амортизатора (как вы помните, он оторвался накануне). Вдобавок ко всему вечером сгорели лампочки в фарах, и перестал работать задний «поворотник». Фура не ехала, она доползала до финиша, разваливаясь на наших глазах.
Преодолев за весь день те самые 120 километров, мы остановились на ночевку под Нижним Новгородом. Заканчивались седьмые сутки путешествия, но до Москвы мы так и не добрались – нас разделяло 430 километров.
***
Танки по минным полям не ездят так осторожно, как ехали мы из Нижнего Новгорода в Москву на восьмой день путешествия. Еще бы! Зная повадки нашей фуры, подвоха можно было ожидать с любой стороны. Взорвется колесо? Тормоза откажут? Кабина включит режим катапультирования? Кто ее знает.
Позади остались Дзержинск, Гороховец, Владимир, Покров… Вот мы пересекли самое большое кольцо вокруг Москвы («Большую бетонку»). До МКАДа оставалось всего 50 километров. Мы уже видели башни Кремля и чувствовали запах арбатских кофеен, как вдруг – ба-а-ах! Очередной взрыв снял наш героический «экипаж машины боевой» с дистанции.
Это не выдержала еще одна подушка. Поломка оказалась настолько серьезной, что Никита собирался простоять на обочине весь день или даже больше. Все это переставало быть смешным. Наверное, даже Наполеон добирался до Москвы проще.
В общем, мы с Лешей решили вспомнить, что мы все-таки автостопщики, а не адъютанты дальнобойщика. Никита поддержал наше стремление:
– Давайте, валите уже в свою Москву, – по-дружески отправил он нас, как будто Москва и правда была «нашей», а не он нас сюда притащил.
Мы собрали разбросанные по всей кабине вещи. Туго упаковали их в рюкзаки. Еще раз проверили кабину… Еще раз проверили рюкзаки… Короче говоря, мы тянули время, потому что выходить на улицу не хотелось совершенно. Точнее, выходить было страшно. Так же, как три недели назад мне было страшно уезжать из родной деревни в большой город. Или как восемь дней назад было страшно впервые тянуть руку под Новосибирском.
Человек – это такое существо. Везде привыкает, обживается. Везде плетет это гнездо под названием «зона комфорта». И даже если эта зона заключена в крохотном пространстве тягача без удобной мебели, постели, сантехники и посуды – все равно эта зона будет именоваться «комфортной».
Ее трясет на кочках, в ней воняет соляркой, в ней тебе приходится спать сидя и дважды в день заниматься ремонтом на морозе, но выходить из этой зоны в неизвестность так же сложно, как переселяться из рублевского особняка на дачу в Сыктывкаре.