Раздались одобрительные возгласы, тело Карима безвольно осело, горячая кровь прожигала в снегу тёмно-алые пятна. Меня согнуло пополам в приступе рвоты, и я попятилась прочь. Толпа расступилась, даже среди последователей кузена не нашлось желающих меня остановить, и я, сгорбившись, сделала несколько шагов назад в сторону стены, подальше от них. Меня рвало на белый, чистый снег, а за моей спиной Синвер продолжал кричать в толпу:

– Я главный здесь! И мои приказы не будут нарушаться!

Под тихий ропот людей, под булькающие звуки последних судорожных вздохов Карима, под самодовольные выкрики кузена я побежала вдоль стены – ужас подстёгивал и гнал прочь, подальше отсюда. Добежав до калитки, через которую недавно зашли люди Синвера, я с силой рванула её на себя, и она поддалась, выпуская меня на волю, в кристально чистый зимний день. Задыхаясь от бега, тошноты, страха, не осознавая произошедшее в полной мере, я припустила вдоль внешней стены замка. Потребовалось пять или десять минут дикого бега по заснеженной насыпи, чтобы я вспомнила о наличии капюшона и накинула его на голову. Запахнула плащ поплотнее и понеслась вниз по дорожке, к реке.

Сознание сконцентрировалось на одном: не оставлять следов, поэтому я бежала по тёмным сырым камням вдоль берега. Ноги скользили, но об этом совершенно невозможно было думать, все мысли сосредоточились на казни и острой необходимости сбежать.

Это я виновна в смерти Карима, это я уговорила его пускать меня к Рее, это из-за меня он сейчас лежал мертвым на белом снегу. Из замка раздался страшный, дикий крик, и жгучая вина погнала меня дальше. Я узнала голос матери Карима, это был её крик. Представив, как она упала на колени перед трупом сына, я в отчаянии побежала ещё быстрее. Бежала и не могла остановиться. Теперь боялась не Синвера, а вернуться в Альтарьер и взглянуть матери Карима в глаза. Холодный воздух врывался в лёгкие, дыхание давалось с трудом, но остановиться было нереально.

Я бежала, бежала от Синвера, от страха перед ним, от своей несвободы, от смерти Карима и от огромного чувства вины. Тёмная громадина замка осталась позади. Она возвышалась на правом берегу Аро́йи, с укоризной глядя мне вслед мрачными проёмами окон. От стремительного бега я задохнулась и закашлялась, пришлось перейти на быстрый шаг, чтобы немного наладить дыхание.

Карим мёртв, но Синвер ответит за это. Вот только для того, чтобы отомстить, я должна двигаться, должна сбежать.

Издалека послышался топот копыт, я нырнула в щель между двух огромных валунов и притаилась там.

До слуха донеслись голоса людей Синвера. Всадников видно не было, только слышно разговор и недовольное фырканье их каба́льдов.

– Девчонка не могла так далеко уйти. Следов нет, не по реке же она бежала. Может, и не убежала вовсе, а сидит в каком-нибудь своём шкафу, надо замок сначала обыскать!

– Ишь какой! Приказ есть приказ, видел, что бывает с теми, кто не исполняет? Давай вернёмся назад и пройдёмся вокруг замковой стены. На таком хорошем снегу нельзя не оставить следы, чай не птица, а эрцегиня.

Оба хищно заржали и повернули назад, прошли мимо моего укрытия, но даже не остановились. Только один кабальд мотнул рогами в мою сторону, прянул ушами, пырхнул паром из крупных ноздрей и даже копытом топнул, но всадник натянул поводья и увёл гнедого скакуна прочь.

– Возьми правее, вдоль реки уже глядели. Пойдём наперерез патрулю, что по дороге идёт.

И преследователи удалились от меня, обсуждая планы на вечер. На всякий случай я затаилась в своём укрытии, слушая, как бешено колотится сердце.