Мама открыла калитку, и мы вошли во двор. Входные двери коричневого цвета открылись, в них показалась стройная, темноволосая красавица. Она была практически на голову ниже моей мамы. Ее добрые карие глаза засверкали от радости, она протянула к нам свои тоненькие ручки и горячо обняла каждого из нас. Затем Ира пригласила внутрь.

Мы попали в широкий коридор, в конце которого виднелся вход на кухню. Я увидела небольшой обеденный стол, на котором нас уже ждали угощения.

Ира была единственным «кормильцем» в ее семье. Она работала на обычной работе и еле сводила концы с концами. Если бы муж приносил домой хоть какие-то деньги, было бы не так тяжело.

Мы разделись и прошли в зал, где играл младший сын Ирины – Влад. В то время я вела у детей воскресную школу, и Влад был одним из моих подопечных. Как только он увидел нас, то сразу подбежал и вцепился в мои ноги, крепко обнимая. Мне было вроде приятно его видеть и обнимать, но в то же время я не очень любила такие моменты. С детьми чувствовала себя некомфортно. Я не знала, как себя вести. Мне было интереснее находиться в кругу уже взрослых людей, нежели общаться или играть с детьми, поэтому, как только Влад позвал меня к себе в комнату, я вежливо отказалась и выбрала общество Иры и моей мамы. Миша остался с Владом в зале, а Ира пригласила нас попить чай на кухне.

Мы переместились в комнатку, на правой стороне которой стоял небольшой квадратный стол.

– Ну что, Вика? Снова издевается? – спросила Ира, ставя греться чайник на плиту.

– А! – мама махнула рукой и села за стол. – Как обычно.

– Да, Викулечка, – протянула та, – я тебя очень хорошо понимаю. Мой тоже на днях вернулся. Пропадал где-то несколько дней и неожиданно появился, – Ира подошла к столу и села напротив нас. – Разорался, начал с кулаками лезть… Старшего пытался ударить, – она махнула рукой. – Сейчас вот тоже пропал. Видимо, снова где-то загулял.

Моя мама неожиданно заплакала и сквозь слезы произнесла:

– Я не могу так больше…

От ее слов мое сердце сжалось, и я не смогла сдержаться. Слезы сами полились горячим ручьем.

– Ну не плачь! – Ира обняла маму и попыталась ее утешить.

– Знаешь, я уже перестала верить, – сказала мама, высвобождаясь из объятий подруги. – Все, что когда-либо говорили мне пророки, не осуществилось. Наоборот, только хуже стало. Сама уже не понимаю, чего жду и на что надеюсь. Раньше так верила в изменение мужа. Церковь вселяла надежду. Я горячо молилась, постилась за мужа. И что? Четырнадцать лет прошло, а все без изменений. Как будто Бог не слышит моих молитв. А в церкви продолжают говорить: верь, молись! Значит, ещё не пришло время! А когда оно придёт? Когда я уже старой буду? Когда он на смертном одре окажется? Испытываю только одно разочарование… никакой душевной помощи… Порой думается: зачем я вообще хожу в эту церковь?

– Ты ведь нуждалась в помощи, – выслушав маму, сказала Ира. – Искала ее и думала, что нашла в вере. Когда-то в тебя вселили надежду, что, придя к Богу, твой муж изменится. В безысходные моменты мы верим всему. И цепляемся за любую помощь. Это нормально.

– Да, – сквозь слёзы сказала мама. – Когда-то мне помогала вера. Только проходят годы, а ничего не меняется… Иногда я задаю Богу вопрос: «За что мне все это?»

– Ой, Викулечка, я сама не понимаю… – вздохнула Ира. – Вроде бы веришь, молишься… Но, если честно, я тоже устала. У меня тоже есть много вопросов к Богу и к учению. А после недавнего пророчества вообще каша в голове…

– Эти пророки только ложные надежды вселяют, – подытожила мама, вытирая слёзы левой рукой.

– Согласна.