– После обеда, мама, – ответила Надежда. – Предлагаешь их на завод? Но они же необученные?

– Я на токарном станке умею, – припомнила счастливое детство Маша. – У меня папа рабочий! Был…

– Понятно всё с вами… – вздохнула женщина. Оставлять детей одних у неё просто не поднялась рука. Возможно, она вспомнила себя в семнадцатом, возможно, по другой причине, но факт оставался фактом.

И вот тут Гриша молча выложил на стол карточки. Иждивенческие карточки никак не могли прокормить двоих, отчего Зинаида поняла, что дети были обречены, если бы не её дочь. В тарелке репродуктора бился голос Ольги Берггольц, когда ставшая больше семья укладывалась спать. Надя, подумав, забрала «младших», как она сразу же начала называть своих найдёнышей, к себе в кровать.

Самойловы не разговаривали – все устали, кроме того, поспать всё-таки нужно было.

– Гриша… Почему они так с нами? – совсем шёпотом спросила Маша, когда Надя провалилась в сон.

– Наверное, потому что они люди, – вздохнул мальчик. – Я помню, рассказывали, что были разные люди, и даже те, которые ели детей, но нам повезло.

– Повезло, – согласилась девочка, прижимаясь к нему. – Мы здесь навсегда?

– Лучше здесь, чем у нас там… – признался Гриша. – Давай-ка спать.

Утро началось с суеты – Гриша с Машей пошли за кипятком, что было принято благосклонно, а тётя Зина с Надей – за хлебом. Нужно было позавтракать и согреться, а затем уже можно и двигать по делам. Очереди стояли везде – и за кипятком, и за хлебом, и просто за водой, которую черпали прямо из-подо льда. Вернувшись обратно, обновлённая семья расселась за столом.

– Машу и Гришу я запишу нашими племянниками, у которых всех убило, – сообщила тётя Зина. – Вы теперь Самойловы, запомните, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнул Гриша, потому что Маша была занята – она ела.

– Надя, – продолжила женщина. – Пойдём вместе, я зайду в заводоуправление, но у меня смена, а ты отведёшь их.

– Да, мама, – кивнула Надежда, твёрдо знавшая, что маме виднее.

После быстрого завтрака вся семья двинулась прочь из квартиры. Сначала надо было зарегистрировать Гришу и Машу, уже готовившихся к неприятным вопросам, но какой-то мужчина в военной форме и без одной руки взглянул на явно напуганных детей и молча записал Григория и Марию Самойловых, пятнадцати лет, в какую-то большую книгу. Маша и Гриша молчали, согласно кивая. Они считали, что взявшие их к себе люди понимают, как лучше.

***

– Вот, Алексей Савич, племяшек привела, – сообщила тётя Зина какому-то мужчине, молча кивнувшему куда-то в сторону.

Их ни о чём не спрашивали, просто направили в сторону здания из красного кирпича, где, по-видимому, и находилось заводоуправление. Маша с интересом оглядывалась, рассматривая коридоры и двери. В одну из них и завели детей. За высокими двойными дверями обнаружился большой кабинет с портретами на стенах, в котором находился стол, расположенный буквой «Т». Усталый невыспавшийся мужчина, сидевший над бумагами, поднял воспалённые глаза на гостей, внимательно их разглядывая.

Гриша понял, что этого самого главного здесь начальника надо убедить. Мальчик припомнил всё, о чем говорили на экскурсиях и в фильмах, собрался с духом и заговорил. Маша немного ошарашенно внимала ему, а Надя улыбнулась бы, если могла. Гриша убеждённо говорил правильные, нужные слова, отчего лицо внимательно слушавшего их директора завода разглаживалось.

– Ты прав, – сосредоточенно кивнул начальник. – Говоришь, девочка знает токарный станок? Очень хорошо! – он о чём-то подумал и обратился к Надежде. – У вас в цеху умерло пятеро, поэтому берёшь к себе учениками. Скажешь Санычу, я разрешил.