Через неделю капсула была отремонтирована. Полифонические знания о станции, которые мы штудировали на Земле и «перештудировали» перед каждым предстоящим полётом, реально отозвались в успешной реанимации совершенно убитого на первый взгляд оборудования.

Старт я назначил на следующее утро. Перед дорогой надо было как следует выспаться, а главное – окончательно уговорить Рэма лететь со мной. На все предложения о совместном путешествии Рэм отвечал уклончиво или отмалчивался.

Наступил вечер. Мы сидели в рабочем отсеке и пили чай, приготовленный из дивной урийской полевой травки уто, что на языке дикарей значит «звёздная матерь». За станционным «окошком» разыгралась настоящая непогода. Крупные капли дождя лупили по бронированному стеклу иллюминатора. Казалось, ещё немного и первые из них брызнут на стол с нашей скромной вечерней трапезой. Рассерженное урийское небо я наблюдал впервые. Все полтора месяца пребывания на планете меня окружал прозрачный дымчато-фиолетовый небосклон, не зашторенный никакими грозными скоплениями молекулярной влаги. Невольно думалось, что добрая, славная Урия наверняка догадывается о предстоящем расставании и пытается что-то сказать мне «на посошок», проливая щедро, по-урийски, свои дивные фиолетовые воды.

Рэм сидел напротив и был явно не в себе. Он вертелся, слишком много ел, то и дело, как волчонок, исподлобья поглядывая на меня. Наконец он не выдержал и начал разговор первым:

– Ромул, не лети! Зачем тебе лететь? Здесь так хорошо, ты – вождь, тебя любят, у тебя есть я…

– Послушай, Рэм, не дури. Мы полетим вместе. Поверь, это очень важно. Я даю слово, ты вернёшься на Урию. А сейчас прошу тебя, соглашайся!

– Нет, брат, я останусь, я должен остаться.

– Рэм, не забывай, ты – человек. Пусть ты родился на Урии, но твоя планета – Земля!

– Э-э, какой я человек? Во мне течёт фиолетовая урийская кровь. Я никогда не стану одним из вас, да и не хочу этого. Помнишь, ты пошёл прочь, чтобы не видеть смерть борУ? Так вот, старый Лиу сказал мне тогда: «Когда-нибудь Большой брат захочет вернуться на небо, он будет звать тебя с собой, но тебе нельзя. В твоём сердце течёт урийская кровь. Есть предание, которое мы храним уже много Великих падв[2], выслушай его». И он рассказал мне, как однажды на Урию спустился с неба такой же Большой драго[3]. Но это был жестокий драго. Он заманил одного из наших братьев в жилище летающего дра(го)кона, распахнул страшные огненные пасти и умчался на небо. Небесная птица Ао рассказывала, как ужасно страдал наш брат вдали от Урии и как он умер, потому что его кровь потеряла цвет надежды…

Рэм первый раз за вечер не таясь посмотрел мне в глаза.

– Фиолетовый цвет – это цвет надежды! Теперь ты понимаешь, почему я не могу лететь с тобой?

Он замолчал, обдумывая что-то.

– Но я могу дать тебе свою кровь, и ты создашь там, на Земле, другого Рэма! Дать?..

По горестной интонации, с какой Рэм предложил мне свою кровь, я почувствовал всю меру его горячей привязанности ко мне.

– Нет, Рэм, – ответил я ему. – Если я покажу людям возможности урийского фиолета, не знаю, насколько правильно они это воспримут. Астронавта, о котором говорил старый Лиу, звали Роберт. Роберт Скарлей. Это был действительно «жестокий драго». Он плохо кончил. Впрочем, не о нём речь. Но я не поручусь за то, что среди многих миллиардов землян не найдётся по крайней мере ещё один такой драго. Вы все славные фиолетовые ребята. – Я сглотнул подступивший к горлу ком нежности. – И дай бог, чтобы человек или иной покоритель Вселенной подольше не лез к вам со своим любопытным и алчным разумом…