Для страны полезнее технические специальности, но кто имел скорее гуманитарный склад ума, тоже не пропадал. Некоторых я брал к себе в качестве конторских служащих. Других рекомендовал в полезные мне места. Во дворце и министерствах, сменивших коллегии, в стенографистах и грамотных людях по-прежнему нуждаются. Всячески отличал людей умных и способных, приближал их к себе, награждал. Советов трудиться с большим рачением, упорством и энергией, говоря, что только такой труд откроет для них «путь к успехам и счастью», не давал. Сообразительные сами к этому придут, дуракам подсказка не поможет.

Изредка и моему многолетнему бессменному секретарю Зосиме Шалимову подкидывал наиболее смышленых на обучение. Тот сведущ, начитан, честен – что редкость, разборчив, проницателен и надежен в работе. Уж он им спуску не давал. Слегка пообтершиеся и доказавшие полезность шли на повышение в самые разные канцелярии. Или умело цеплялись в Стешины подручные. И во дворце, и в моих имениях всегда дело находилось. Но понравиться ей не так просто. Этот был из новеньких и еще не очень пока представлял куда угодил.

– Кто приехал, обормот?

– Граф Давыдов-Крымский, – загибая пальцы, принялся перечислять Кузьма, – промышленник барон Вахтин и купец первой гильдии Гейслер.

Чего вдруг сразу толпой примчались? Вряд ли вместе приехали. Ничего общего у них, и Афанасий Романович вообще с Кавказа прибыл и в здешних делах ни сном ни духом. Плохой знак его появление.

– Потом у Зосимы поинтересуешься, как правильно представлять уважаемых людей.

– Будет исполнено! – проорал, как на плацу.

– А повторится – накажу. И не кричи, пока не глухой.

Тут он уже не посмел рот открывать. Слышать я натурально стал хуже на правое ухо. Наверное, из времен молодости догнало. Стреляли рядом много, и, случалось, в помещениях. Только это не повод кричать.

– Графа Афанасия Романовича Давыдова со всей вежливостью проводишь ко мне, Семена Вахтина в гостиную… Софья, сделай одолжение, проводи его и угости чаем с пирожными. Побеседуешь заодно о былом.

– А этот… как его… третий? – спросила она.

– А перед ним ты, Кузьма, очень вежливо извинишься за мою занятость, попросишь подождать и проводишь в музей. На золото скифское полюбоваться.

– Так, может, лучше…

– Не лучше, – оборвал я внучку. – Каждому овощу свое время и место. Не о чем им говорить между собой, и мне с ними лучше по отдельности общаться. Кузька!

– Да, Михаил Васильевич! – вздрогнул тот от моего рева.

– Ступай выполнять! Софья, возьмешь его в помощь. Ежели разбираться в бумагах потребуется, ящики с письмами тягать, да мало ли… Застоялся явно наш помощник секретаря без работы.

– Спасибо, деда, – довольно улыбнулась Софья.

Это она рано радуется. Замучается мой почерк разбирать.

Афанасий Романович влетел в дверь и, не утруждая себя расшаркиванием и объятиями, провозгласил:

– И как тебе это нравится?!

Совсем не нравится. Сначала вызывают для представления и отчета, затем без аудиенции отправляют в имение до особого распоряжения. Похоже, и с ним та же история. Сноровисто разливаю из графинчика заранее заготовленную водочку.

– Я не за этим сюда пришел, – возмущенно заявил он, опрокинув в горло и довольно крякнув.

– А зачем?

Он уселся на стул, положив ногу на ногу, и, непринужденно налив вторично, сказал:

– Не верю в твое показное равнодушие. Во дворце изучают прусские мундиры для реформы армии и скоро заставят Кавказскую армию маршировать, как на параде. А еще через годик выяснится, что шведы нас завоевали. Как тебе последний проект передать Финляндию под управление Стокгольма? – Он выпил и осмотрелся. – Закусить нет? Ну, мы не гордые, – откусывая от зачерствелой горбушки, заявил. – Зубы, правда, не очень. Хотя благодаря нынешним стоматологам жизнь стала значительно приятнее и веселее.