В кабинет без стука вошел господин в очень дорогом костюме. Вообще-то внешне он чем-то напоминал только что покинувшего Веру отставного полковника, но сходство это было не в пользу доблестного служаки – тот казался явно ухудшенной копией нового посетителя. Седина этого не так бросалась в глаза, потому что мужчина был подстрижен с большим искусством, выбрит идеально, и лицо его, казалось, было покрыто тонким слоем лака – именно так блестят лица у известных политиков или чиновников высокого ранга.

Вера поднялась навстречу. Лакированный человек не спеша подошел, достал из кармана позолоченную, а может, и в самом деле золотую визитницу, вынул из нее картонный прямоугольник визитки и протянул Вере. Визитка оказалась пластиковой. Вера взглянула на нее. Николай Степанович Хромов. Всего три слова, словно человека этого должны знать все. Ни названия фирмы, ни телефонов. В подобных случаях, одаривая такой визиткой, ее обладатель вписывает номер контактного телефона своей собственной рукой, но Хромов этого не сделал. Да и как сделаешь, если на пластике ничего не напишешь?

– Присаживайтесь, – предложила Вера с некоторым опозданием.

Посетитель уже опускался в кресло, в котором еще недавно сидел отставной полковник.

Хромов дождался, когда Вера тоже присядет, и лишь после этого начал говорить.

– Почти три месяца назад у меня пропал сын. Сначала я подумал, что он не пришел ночевать по известной причине – ему девятнадцать, и у него есть девушка. Он мог остаться у нее. Я позвонил ему на мобильный, но телефон был отключен. Думал, поговорю с ним утром. Пожурю за то, что отключил аппарат. Он бы сказал, что телефон был разряжен…

Посетитель посмотрел по сторонам, словно оценивая качество офисной мебели, но все вокруг было из массива миланского ореха, и Хромов продолжил:

– Не ответил он и на мой утренний звонок. Я попытался навести справки у охранников в доме, проверить записи видеонаблюдения, но оказалось, что сын накануне вообще не выходил из квартиры.

– Где и когда вы видели его сами в последний раз?

– Накануне утром, когда выходил завтракать, позвал его присоединиться к трапезе, если можно так сказать. Он крикнул, что ему ко второй паре, а потому он поест позже.

– Вы сказали: «Он крикнул», то есть вы его не видели?

– У нас квартира в двух уровнях, спальные комнаты наверху, там же есть маленькая кухонька. Но в тот день я спустился в столовую, стол был накрыт на двоих. Я решил подняться к нему, но в его комнату не заходил. Увидел, что дверь его комнаты отворена, и позвал, а он крикнул в ответ. Голос был, разумеется, его. В конце дня я заехал домой за кое-какими документами. Наверху у меня еще кабинет. Когда я взял то, что мне требуется, и направился к лестнице, то услышал, что в ванной комнате работает душ. Подошел, подергал за ручку двери, потом спросил, он ли там… Он ответил, что спешит на тренировку…

Посетитель замолчал.

– Вы спросили, он ли там? Другими словами, в душе мог находиться кто-то другой?

Хромов покачал головой.

– Не знаю, почему я так спросил. Это ванная комната сына. У нас с женой своя, в которую можно попасть только из нашей спальни. С нами живет еще моя жена, как вы поняли. Это моя вторая жена, с матерью Степки мы расстались очень давно, потом она умерла, и я взял сына к себе. Шесть лет уже живем вместе.

– А с новой женой сколько уже живете?

– Пять. То есть мы женаты пять лет, знакомы дольше, но жили порознь.

– Вы сказали, что сын пропал три месяца назад. В полицию обращались?

– Само собой, обратился сразу. Они поначалу бешеную деятельность развили. А теперь вот говорят, что никаких следов. Сначала попытались меня убедить, будто сын ушел в загул, уехал куда-нибудь развлечься, с друзьями или девушкой. Но потом, когда опросили всех его знакомых, приумолкли. А мне-то что с их молчания? Я хочу узнать, где он… Или что с ним случилось. Я человек небедный, а потому мог бы предположить, что его похитили, чтобы получить выкуп, но никаких звонков не было, никто не подбрасывал никаких записок… Ничего. Вы понимаете?