Она прекрасно знает, что я ее терпеть не могу. И знает, почему. Но зачем-то сейчас, когда нет никого рядом пытается делать вид, что заботится обо мне. Кто-то ловит кайф от выяснений отношений, скандалов, драм и истерик на всю округу, но я даже разговаривать с ней не буду. Поэтому просто обхожу Дятлову справа, стараясь близко к ней не подходить.

-- Ты для него просто бедная родственница, поняла?! – слышу в спину. – Я все про тебя знаю! Еще увидимся!

Да что б не было большей беды в моей жизни, чем паранойя Лены Дятловой!

Такси уже подъехало, надеюсь, что за мной. Я даже спросить не успеваю, как водитель сам называет мой адрес. Вот и славно. Бросаю прощальный взгляд на дом за высокой оградой и вижу, как охранники пропускают Дятлову внутрь на территорию.

Кто бы сомневался! Мог бы и не ждать, пока я уйду. Мне плевать.

Дорога до моего Южного Бутова занимает два часа. Два часа жизни! Похоже, мне пора привыкать к столичным пробкам. Хотя, нет, не придется. Моим видом транспорта будет метро, на такси рассекать по Москве точно не буду.

В квартире все такой же беспорядок, кухню еще предстоит разобрать и отмыть все, что получится. И все-таки здесь мне спокойнее, чем у Морозова. Вот только на окно надо будет поставить решетку.

Смотрю на экран телефона и улыбаюсь. Папа! Наконец-то. Сто лет с ним не разговаривала. А событий много произошло.

— Привет!

— Привет, родная! Ты как? Обустроилась? — Голос у папы уставший. Скорее всего, опять не выспался, он у меня сова, раньше двух обычно не засыпает.

— Обустраиваюсь. Пока еще не все готово. Как выставка прошла?

— Нормально, — отвечает с секундной задержкой, и я понимаю, что продать ни одной картины не получилось. Иначе бы уже похвастался. А врать папа у меня не умеет.

— Ясно. Ты когда приедешь? Новый год вместе встречаем здесь?

— Пока не знаю, Вика. Дома дел много, потом прямо после праздников пригласили оформить стены. Халтура, конечно, но платят неплохо. Вроде как.

Папа у меня художник, очень талантливый. Но мало кто получает признание при жизни — как правило, сначала надо умереть, и только потом твои работы станут покупать.

— Приезжай, пап! Квартира небольшая, но мы вдвоем тут поместимся нормально. — Помолчав немного, добавляю: — Я не хочу, чтобы ты отмечал Новый год в одиночестве.

— Не буду. Не переживай. Ты с мамой разговаривала? Почему трубку не берешь, когда она звонит?

— Ты знаешь почему. Мне с ней не о чем говорить. Она бросила нас. Молча ушла, ничего не объяснив ни тебе, ни мне. Вы вместе двадцать два года прожили, а она…

— Хватит, Вик. Она твоя мать, этого не изменить. Волнуется за тебя, а ты в Москву сбежала, лишь бы ее не видеть. Думаешь, она этого не понимает?

— Она поэтому тебе звонила? Нажаловаться на меня? И ты ее выслушал?

Зло берет, что отец с ней общается. Мать оставила его практически без средств к существованию, забыв, что только благодаря ему она сделала карьеру и смогла столько зарабатывать, чтобы обеспечивать нас всех. Никогда ее не прощу!

— В кого ты такая категоричная, как думаешь? Точно не в меня. Мама волнуется, ты ее единственный ребенок.

— У нее теперь пасынок появился, пусть там нотации свои читает! — выпаливаю и сразу же жалею об этом: перед глазами снова замаячил полуголый Морозов. Вряд ли он успел одеться, когда к нему Дятлова прибежала.

— Мама сказала, ты вроде как ладишь с этим парнем, — терпеливо говорит папа. — Расскажи, какой он? Я очень хотел, чтобы у тебя был брат, но не сложилось.

— Мама, как всегда, не в курсе, что на самом деле происходит. Мы с ним не друзья, пап. Он меня дико бесит. Прилетел сюда, в Москву, за мной, представляешь? Узнал как-то адрес и вчера объявился на пороге. Ты маме не говорил, куда я еду?