Итак, по первым двум позициям. Выраженной общественной реакции на речь Правителя не было. Умирали большевики не лучше, чем жили. Возможны исключения, я еще посмотрю.

Что же до роялистов, тут вопрос чрезвычайно любопытен. Прежде всего…

Мои мысли нарушил пронзительный телефонный звонок. Это оказалась сестра Вера.

С Бусинками плохая связь. Только телефонная, да и то…

– Нелли! Нелли, ты меня слышишь?! – Голос сестры был очень взволнованным, впрочем, нисколько не огорченным. – Хоть ты сейчас в Москве! Ну, расскажи, как там всё?!

– Как – что, прости?

– Что, ты разве не знаешь?

– О чем? – Разговор начинал делаться каким-то несуразным.

– Ты хоть новости-то смотришь иногда? – Сестра вздохнула, явно обманутая в каких-то ожиданиях. – Или, к примеру, на улицу иной раз выходишь?

– Сегодня не выходила. Так что случилось?

– Тогда хоть включи новостную панель. Созвонимся после.

Сестра еще раз вздохнула и отсоединилась.

Глава XI Подвиг Миши

Новостная панель, так новостная панель. О чем таком, особо любопытном, может сегодня поведать покатившееся по тарелочке яблочко?

Три часа пополудни. Я засиделась за работой и сопряженными с нею грезами. Между тем – за окнами что-то шумновато для нашей тихой улицы, заросшей тополями улицы Николая Вавилова, параллельной Калужскому тракту. Я выглянула в окно. Да, сегодня улица наша была какой угодно, но не тихой. По ней, с шумными воплями, носились дети – все с разноцветными воздушными шарами, так и рвущимися в небо, грозя прихватить за собой маленьких владельцев, с ветровыми вертушками, с тещиными языками, хлопушками, варганчиками и барабанчиками. Это те, что поменьше. Дети постарше деловито расхаживали туда-сюда, многие, почему-то, в полной скаутской форме.

Сегодня что, праздник? Но какой? Я нажала на кнопку пульта.

Как мне сначала показалось, Великий Князь Михаил зачем-то предстал перед камерой в мотоциклетном шлеме. Во всяком случае, лицо его, занимавшее почти всю тарелку, было скрыто за прозрачным забралом. Странный, между тем, шлем… Да еще под ним какая-то плотная шапочка… Камера отодвинулась. Помимо шлема на Мише был несуразный костюм, наподобие водолазного, ярко малиновый, неправдоподобно ярко. Но Миша отнюдь не намеревался лезть в воду на этих кадрах. Я, кстати, заметила, что идет не прямая передача, а запись. Вокруг него стояло некоторое количество народу – все мужчины, многие в авиационной форме: морские кители с серебряными погонами. Ну и рядом какие-то штатские лица, отменно серьезные на вид.

Я узнала адмирала от авиации Юрия Алексеевича Гагарина, который что-то говорил, но не Мише, тот явно не мог слышать через свой несуразный головной убор, а окружающим.

– Повторяем передачу событий сегодняшнего утра с космического аэродрома Торетам! – возбужденно пояснил, наконец, диктор. – В любую минуту возможно прямое включение!

Господи, помилуй! Миша что, в космосе?!

Рука невольно сотворила крестное знамение. Вот так да, скучнее этого космоса не было для меня темы разговора, а теперь Миша там, где-то в высоте, среди холода и черной пустоты…

Миша уже поднимался по какой-то высокой-высокой лестнице, неуклюжий в своем странном наряде.

Все пузеля вдруг взяли и сложились в ясную картинку! От нежданной Мишиной «правильности» последнего полугода до нынешних молебнов по храмам. Ник, Господи помилуй, Ник, почему ты послал Мишу?

А кого же еще?

Кого же еще может направить в неведомое русский царь, как не своего брата?

Случайно ли, что Миша – шеф Александровской Академии Воздухоплавания?

Тарелка показала Мишу уже внутри какого-то небольшого отсека наподобие корабельного, полулежащим в огромном и странном кресле.