Склоны были скользкие, вокруг не было никого. Вскоре начался дождь, небо опускалось всё ниже, словно сливаясь и становясь одного цвета и массы с землёй. Котлован, куда он рухнул, чем-то напоминавший глиняный карьер, постепенно заполнялся водой. Пробуя ползком выбраться, Лёли раз за разом скатывался и скатывался вниз, карабкаясь и съезжая. Так прошло много времени. Почему он не сдавался и за что боролся, ему самому было непонятно. В его правилах самоубийство было грехом, и если ещё его не забрали отсюда, то надо было что-то делать. Он стремился наверх, а его тащило и тащило вниз. «Ты ничтожество, до тебя никому нет дела, в тебе ничего нет, ты никто, у тебя ничего не получится»,– голос в голове хлестал каждым словом, как плетью, бил с оттяжечкой и наотмашь. Лёли начинал сползать в это, утопать, как в песке. Шаг – и вниз. Мысль – и вниз. Оползнем тянется струя, подцепляя и таща вниз за собой всё новые и новые слои земли и тебя. Начинается внезапно. Возникает и берётся из ниоткуда. Только что было всё хорошо. Утро. Ты проснулся, улыбаешься новому дню, строишь планы. Потом лицо перекашивает, улыбка съезжает, как при инсульте, а вслед за ним осознание и ощущение себя. Это сильно подкашивает. В твоём этом мире, там, среди кого и чего ты сейчас находишься и живёшь, нельзя быть слабым. Тебя уничтожат. Убьют. Съедят. Здесь нужно сражаться, чтобы выжить. Нужно быть всегда начеку и наготове, быть на голову умнее, сильнее, опаснее и хитрее, чтобы пройти все ловушки и выбраться в другой мир. Потому что этот, и тот, что ниже и темнее, будут тащить и тащить тебя вниз и обратно.

Свалившись пару раз в котлован и побарахтавшись в нем, Лёли нашёл круглую плетёную кованую сферу, с одной стороны её был красный витой крест, а с другой синяя раковина, сверху торчало разорванное звено огромной цепи, заныривая, Лёли смог пролезть внутрь шара и разместиться там, почти упираясь в его стенки.

На дальнем конце карьера росло огромное дерево, на макушке свисала цепь. Его облюбовал варановый дракон, он прилетал, садился на него, и дерево склонялось почти в самую воду. Дракон дожидался последнего луча уходящего солнца, взмахивал крыльями и снова улетал. А у Лёли созрел план: если подтащить по дну сферу и, когда цепь опустится в воду, подцепить еёзвено за то, которое на шаре, пробраться внутрь и дождаться, когда дракон взлетит, то цепь вытащит его, а сфера защитит при падении.

Так он и сделал, протащив сферу по дну, пока дракона не было, к месту, куда примерно опускалась цепь, подгадав, когда дракон прилетел, что солнце почти село, он подплыл под водой к сфере, дыша через камышовую трубочку, чтобы не спугнуть его, прицепил цепь к звену, пролез внутрь и стал, уперевшись лапами, ждать. В мутной воде не было ни черта видно, но вот цепь дёрнулась и чуть не слетела, резкий рывок – и шар полетел сначала в небо, а потом, ломая деревья, рухнул в лес. Выбравшись, он увидел вдали ту дорогу, с которой свалился когда-то, повернувшись к ней спиной и даже не обернувшись, Лёли, спотыкаясь, побрёл прочь по сливавшемуся с небом серому полю.

Над сумрачным полем царил вечный туман, Лёли тащился по нему, почти не поднимая головы и смотря под ноги, чтобы не упасть. Когда началась чаща и как он забрёл в этот почти непроходимый бурелом, плутая и уходя всё дальше и глубже, он не знал. Руки хватали ветки, ноги то скользили по мху, то цеплялись за корни, лицо-морду царапали кусты, неба было почти не видно, еды, воды и чистого воздуха он не пробовал уже много дней. Всюду были корни, и всюду были ветки, казалось, они все составляли большую, толстую переплетавшуюся паутину, в которой Лёли вот-вот должен был застрять и его должен был утащить, высосать всю кровь и сожрать какой-то огромный и следящий за ним из-за каждого ствола паук.