Порой девочки видели её мамашу с дядей Валей, невысоким худеньким очкариком. Нинка долго не могла понять, почему Ольга так его называет, если он даже не родственник. Видимо, и она стала над этим вопросом задумываться. Поэтому меньше приводила примеры добродетели и девичьей скромности, которыми ежедневно пичкала ее домашний эталон благодати и непорочности- её мама.

На уборку урожая в добровольно-принудительном порядке отправляли студентов и работающую молодежь в совхозы. Такая честь выпала и на Нинкину долю. Была возможность заработать. К тому же- это был неоценимый жизненный опыт.

Впервые забросили на самолете под названинм «кукурузник», который трясло так, что хотелось без парашюта выпрыгнуть и самостоятельно приземлиться посреди бескрайних степей. Ближайшая деревня от пункта выброски находилась в пятидесяти километрах. Так что изоляция была полная и сбежать никакой возможности не было.

Жили в длинном деревянном бараке с земляным полом и спали на нарах.

Кормили настолько отвратительно, что мужчины-водители устроили забастовку и не вышли на работу. Приехала комиссия из Алма-Аты в лице пяти хорошо откормленных партийных работников, несмотря на палящее солнце одетых в костюмы и при галстуках. Вытирая ручьем льющийся из-под шляпы пот, переговоры начал, по всей видимости, главный:

– Товарищи, вы понимаете, что это неслыханное дело. Здесь вам не заграница-хочу работаю, не хочу-бастую?

– Но на Западе, скорее всего, работников хотя бы кормят как положено, а не тухлятиной, – отвечали рабочие.

– Сразу видно, что «Правду» вы не читаете! Иначе бы знали, что там голодают, – нашел он лазейку как выкрутиться из данной ситуации.

– Нас другие не интересуют. Однако по вам не скажешь, что с голоду пухнете, – не унимались водители.

– А вот оскорблять не надо, мы при исполнении, – брызжа слюной, завопил представитель.

– Так исполняйте как положено. Сами-то тяжелей портфеля ничего не носите. Ни одного не видно во время страды, на чужих горбах себе карьеру делаете, – разозлились бастующие.

В поддержку главного вступил хор подчиненных.

– Но вы понимаете, что забастовки у нас запрещены и за это можете оказаться на лесоповале – там гораздо труднее.

– Не надо нам угрожать! – вцепился в галстук парламентера один из водителей, – с нами лес валить будешь за то, что глаза закрываешь на нарушения. Или тоже с председателем совхоза в доле? Высчитывают с нас деньги будто в ресторане питаемся, а сами падалью кормят. Как только товарищ Брежнев получит нашу жалобу…

– Зачем вы туда написали? Мы могли бы мирно решить вопрос, – стал заикаться переговорщик.

– Я знаю как решить проблему мирным путем, – раздался голос молчавшего до этого балагура Юры.

– Как? – заинтересовалась комиссия.

– Надька, тащи свои фирменные блюда! – позвал миротворец повариху.

– Что вы собираетесь сделать? – побледнел от посетившей его догадки начальник.

– Гостей положено хлебом-солью встречать. Так что накормим вас тем, что сами едим.

В помещении витал такой запах, что подлетая к тарелке, мухи падали в обморок.

– Спасибо, мы не голодны и, к тому же торопимся, – замахал пухлыми ручками товарищ.

Но забастовщики окружили гостей тесным кольцом.

Со слезами на глазах ели приглашенные к столу, фирменный борщ из пропавшей лошади. На второе блюдо организм отреагировал у всех одинаково: на ходу расстегивая ремни на штанах, бросились в поисках туалета.

– Может быть добавочки? – крикнул им в догонку Юрий под дружный хохот друзей.

Опасаясь дальнейших истязаний, комиссия отбыла не прощаясь. Еда для водителей стала чуть получше, для остальных ничего не изменилось.