Иман, сцепив зубы, молча тащил обидчицу за собой, и ему действительно было плевать на то, что подумают о нём другие. Тем более что никто из присутствующих даже не посмел помешать ему.

Едва поспевая за этим неотёсанным чурбаном, Амина случайным образом уронила на траву сумочку, но Иман напирал как танк, и потому не позволил ей поднять потерянную вещь. И стоило им только зайти за шатёр, как Амина не выдержала и спустила весь свой гнев – перестала сопротивляться, просто расцарапав свободной рукой тыльную сторону ладони Имана. На коже выступили капельки крови. Но тот даже и звука не издал, не взвыл, как ожидалось.

– Дерзкая, да? – хищно улыбаясь, холодно проговорил он. – Думала, я буду терпеть твои выходки? Заблуждаешься! Знаешь, как говорят: «Любишь смородину – люби и оскомину».

Амина замерла на мгновение. Перед её глазами всплыли кадры из фильмов ужасов – только такие оскалы можно было встретить у опытного маньяка или убийцы. Мысли роем гудели в голове, но она продолжала сопротивляться, вырываясь и отталкивая его от себя. Пока в один момент не осознала, что находится в его машине.

– Ну ладно, поиграли в догонялки – теперь хватит! – взмолившись, захныкала Амина. – Могу взять свои слова обратно! Только отпусти меня…

На глаза уже навернулись слёзы отчаяния. Она не знала намерений Байсарова, даже предположить не могла, что творится в голове этого ненормального. Но он сел в машину, устроившись на водительском сиденье, и недоумённо уставился на девушку.

– Плачешь, что ли? С ума сошла? Я ведь не намерен обижать тебя, просто хочу немного проучить, чтобы следила за своим языком. Ты кататься-то хоть любишь?

Амина едва раскрыла рот, чтобы ответить, но её вдруг оглушил неистовый рёв мотора, и автомобиль резко сорвался с места, оставляя в воздухе взвесь пыли и сизого дыма.

– И запомни, что меня зовут Иман! – отчеканил он, в то время как скорость машины уже превысила сто километров в час.

Создавшаяся в салоне аэродинамика заставила Амину впечататься в кожаное кресло. Тело охватил дикий страх, ведь то, чего она боялась больше всего в своей жизни, теперь творилось наяву. Стрелка спидометра как бешеная устремлялась вверх, за окном мелькали деревья и кустарники. Уже тошнило. Это её фобия. Её адовая фобия, о которой почти никто не знает.

– Пожалуйста, притормози… Остановись… Мне страшно… – закрыв глаза, шептала Амина, не в силах смотреть на дорогу.

– Страшно? – с азартом подначивал Иман. – Боишься? Ты боишься меня?

– Нет, не тебя, – дрожащими губами выдохнула она. – Я боюсь разбиться! Прошу тебя, остановись!

– Страшно? – с азартом подначивал Иман. – Боишься? Ты боишься меня?

– Нет, не тебя, – дрожащими губами выдохнула она. – Я боюсь разбиться! Прошу тебя, остановись!

Но Иман словно оглох: ему нестерпимо хотелось во что бы то ни стало проучить эту наглую девчонку.

– Что я слышу!.. – издевательски воскликнул он. – Цаца боится скорости!

– Прекрати язвить! У каждого есть страх перед чем-либо. Мой ты теперь знаешь, – взглянув на сумасшедшего гонщика, она попыталась отрезвить его. – Господи, тормози!.. Нам ведь не жить!..

– Раз так, то я теперь считаю своим долгом избавить тебя от этой дурости! У страха, как говорится, глаза велики.

Амина прикрыла веки, уже прощаясь с жизнью. Сил смотреть, как за окном пролетают уже и другие автомобили на оживлённой трассе, не было. Желудок скрутило от спазма, тошнота то и дело подкатывала к горлу.

– Не хочешь сбавить скорость – сделай мне одолжение: не обращайся ко мне! Молчи! Лучше следи за дорогой! – закричала она, чувствуя, как горечь поступила к горлу, а в ушах начался звон.