– Володя, Вакарову я уже позвонил, он сейчас придет в совет, – сказал он мне. – Поехали! Дожуй сначала.

Маслюков взял пакет с бутербродами и автомат. Вместе с председателем вышли во двор. Расселись в машине и сразу поехали в совет. Там уже горел свет. Зашли в кабинет председателя, который находился на втором этаже. Онищук знаком показал на кресла, и мы сели. Валерий Иванович расположился за своим столом и, взяв трубку телефонного аппарата, начал набирать номер – срывалось. Раза с десятого получилось дозвониться, попросил военкома.

– Николай Иванович? Онищук беспокоит… да у меня… в общем, сейчас уже люди оповещены и прибудут. Где-то к шести ноль-ноль начнем оповещение … постараюсь, как можно раньше… даю…, – и он протянул мне через стол «трубу».

– Слушаю, прапорщик Свешников, – привычно сказал я.

– Ну, как у вас там обстановка, Владимир Анатолич? – спросил военком, а голос его был уставшим.

– Пока в норме, товарищ полковник, люди потихоньку приходят, но не все знают, что нужно делать.

– Вы им постарайтесь объяснить, высылайте человека за повестками. Езжайте вместе с ним. Потому что на дорогах творится черт-те что. Солдат парень надежный? Оставьте для охраны и поддержания порядка. Ну, все я жду вас.

– Есть, товарищ полковник, но я не вижу смысла оставлять бойца, – у них есть целый участковый, который уже на месте, – ответил я, – Да и что может сделать один боец-срочник?

– Хорошо, забирайте его с собой. – Сказал Мешков и положил трубку.

– Валерий Иванович, я поехал в военкомат за повестками.

Через несколько минут из Качи выехала наша «газель», а сзади, за нами, ехал пятьдесят третий «газон» в военкомат, за «мукулатурой».

На дороге снова несколько раз останавливали и проверяли документы, но все обходилось без эксцессов. Где-то в течении часа добрались на место. Уже было около половины восьмого утра. У шефа в кабинете сидело уже человек пять офицеров – представители комплектуемых воинских частей. Каждый был при радиостанции для связи со своими. Тут из группы контроля городского военкомата передали такую информацию, что в Симферополисе начались уличные бои с татарами. Из Бахчисарая в сторону Севастополиса двинулась колонна машин с вооруженными людьми нерусской внешности. Нам рекомендовалось усилить охрану военкомата и мобобъектов. Народ из аппарата усиления даже еще не успел развесить афиши об объявлении мобилизации, но уже ближе к полудню первых суток начали приходить люди непосредственно в военкомат. Приходил самый разношерстный контингент: были и почти пацаны, которые этой весной дембельнулись, и уже сорокалетние мужики, и совсем молодые девчонки – романтики захотевшие. Они все рассаживались по лавочкам во дворе РВК, толпились в середине двора или за воротами.

Я же бегал по группам контроля собирал данные о ходе оповещения или вызывал их начальников в кабинет военкома. Наконец – то появилась минута и удалось выскочить на крыльцо покурить. Спустился по лестнице к урне, достал из нагрудного кармана камуфляжа, не вынимая из кармана пачки, сигарету и подкурил ее. И только тут почувствовал, что уже почти сутки на ногах. Тут ко мне подошли три каких – то мужика лет под пятьдесят.

– Слышь, командир, вот ты мне скажи, что случилось? Говорят, войну объявили?– спросил один из них, и к нам начал подтягиваться народ.

– А вы что телек не смотрите? Мобилизацию объявили, а не войну. Татарва голову подняла. В Симферополе уличные бои идут. Подо Львовом юльковцы и «бандерлоги» толпу собирают. Так что никуда не уходите, всем дела хватит, – закончил я передачу новостей.

– Ты хотел сказать в Симферополисе? И что за «бандерлоги»?