– А вы, Игорь Александрович, видно, запамятовали: прежде чем человека «преступником» называть нужно сначала его вину доказать, – отозвалась я.

– Будут доказательства, не волнуйся, – Соболевский развернулся и пошел прочь по коридору.

Я глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь. Еще некоторое время стояла в коридоре, не в силах пошевелиться. Соболевский – серьезный противник. Если он начал войну с Мелким, то так просто не отступит. Будет землю рыть, чтобы своего добиться. Надо держать ухо востро, пока я еще здесь, в отделе…

– Настя, что с тобой? – заботливый Колян словно материализовался из воздуха и, конечно, не смог пройти мимо «растерянной и, возможно, испуганной девушки», то есть меня.

– Все в порядке, – я невольно передернула плечами. Эмоции улеглись, ко мне вернулась способность более-менее трезво рассуждать. Мысленно я приказала себе собраться, не хватало еще на эмоциях сболтнуть лишнего.

– Точно? – не унимался Фишкин. Он пристально посмотрел мне в лицо: – Ты белее мела.

– Я в порядке, Колян, – соврала я. – В кабинете было душно, вот и… Голова закружилась.

– Головокружение – дело серьезное, – изрек Фишкин и, прежде чем я успела что-либо ответить, взял меня под руку и мягко, но настойчиво повел в сторону нашего кабинета.

– Димон, открой окно, – скомандовал Колян. Он усадил меня на диван и тут же подал стакан воды.

– Что стряслось? – спросил Синичкин, когда в кабинет уже ворвались первые потоки свежего воздуха.

– Ничего, все в порядке, – я с трудом выдавила из себя улыбочку, но она вышла очень слабой, что встревожила Коляна еще больше. Фишкин тут же рассказал о моем «головокружении» Димону.

– Не бережешь ты себя, Насть, – сказал Синичкин. – Нельзя на износ работать.

Каждое его слово, долетая до моего сознания, коверкалось, обретало новый, совсем иной смысл, словно отражалось в кривом зеркале. Каждая фраза, сказанная парнями, резала по сердцу, заставляя мои щеки пылать. Я не знала, куда мне деться. Мне хотелось исчезнуть, а в голове колотилась одна-единственная мысль: «Они ничего не знают. Они даже не подозревают…» Уж лучше бы они знали. Лучше бы они сочли меня своим врагом…

– Спасибо за заботу, ребята, – я отпила немного воды: в горле здорово пересохло. – Я правда в порядке.

Ночью я никак не могла заснуть. Все произошедшее за последние дни как-то разом навалилось на меня. Я всем телом ощущала тяжесть этих событий, разговоров, встреч… Они смешивались, словно клубок змей, разрастались, набирали массу и силу, как удав, глотающий добычу. Случайные фразы, мимолетные взгляды теперь казались совсем не случайными.

И я лежала, глядя в темноту, и гадала, почему Соболевский так ненавидит Мишу? Что он предпримет в дальнейшем? Почему Колян с Димоном вдруг сделались такими заботливыми, точно задались целью «расколоть» меня?..

Так я ворочалась с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, вздыхала, пока вдруг не почувствовала, что мне на плечо легла большая горячая ладонь Миши.

– Чего не спишь? – прошептал он и поцеловал мою ладонь.

– Миш, мне кажется, это неправильно, – я почувствовала, как к горлу подступили слезы.

– Что именно?

– То, что мы делаем… Ты и я… Это неправильно, так не должно быть, – слова давались мне с трудом, голос дрожал.

– По-твоему, быть с тем, кого любишь, неправильно? – Миша заглянул мне в глаза.

– В нашем случае – да.

– Мне с тобой очень хорошо, а тебе… Тебе плохо со мной? – он резко распрямился, намереваясь встать.

– Нет, что ты! – я ухватила руку Миши, изо всех сил вцепилась в нее. – Мне с тобой хорошо. И это плохо, понимаешь? Ведь мы…

– Какая ты смешная, – Миша улыбнулся, притянул меня к себе. – Получается, тебе плохо оттого, что тебе хорошо со мной?