Потом её мысли плавно улетели к своим старшим дочерям – Фене и Зинаиде, живущим уже самостоятельно. Сильно им досталось во время войны, да не им одним, все самые тяжёлые работы легли на бабаские хрупкие плечи, в колхозе всего трое мужиков оставалось, хромых да старых и мужиками-то их уже не назовёшь. Потом уже, в конце войны, Феню поставили заготовителем от районного центра Тегульдет, ходила по деревням и принимала кожу, у охотников пушнину, тут же и рассчитывала всех. А Зину каждую зиму направляли от колхоза вместе с лошадью на заготовку леса. Её ещё в шестнадцать лет сватали двое парней, да не пошла она за них, видать не приглянулись. Сейчас она в деревне уважаемый человек – работает счетоводом в колхозе, всё-таки четыре класса образования пригодились, только колхоз уж сильно бедный, люди начали разбегаться, кто в Жарки, кто в Кусташки. А тут ещё у Фени беда случилась, сразу после войны уже, пока она ездила по деревням, с её склада, что рядом с домом стоял, исчезло семьсот килограмм ржи, десять кулей. Вся деревня была голодная, семьями вымирали, ну и залез кто-то по-тихому, снизу половицы выдавили и залезли. Как только заявила Феня о пропаже, её сразу же арестовали, трое суток держали под арестом, каждый день её допрашивал следователь, пистолетом в лицо тыкал и всё допытывался, куда мешки с рожью подевала. Дело в том, что в то время по тайге пять мужиков бегало – дезертиров, и их никак не могли поймать, вот и искали, кто из местного населения их подкармливает. Феня на допросах сначала плакала и молчала, потом же не выдержала и накричала на следователя, что мол, она сейчас беременная и муж у неё только что пришёл с фронта старшиной, с орденами и медалями и он ещё отомстит за неё. Через три дня её выпустили, только до сих пор всё таскают и спрашивают про зерно, хотя и дезертиров тех поймали уже и расстреляли давно. И чем теперь дело закончится, одному Господу известно, надо почаще Феню в молитвах поминать.

К Суханово подошли поздно, когда совсем стемнело, из редких окон виднелся слабый свет керосиновых ламп. Да, пообнищали люди, керосину нет, лая собак не слышно, перевелись видать и собаки в деревнях, зато дым поднимался над печными трубами в каждом дому, к вечеру подмораживало и все хозяева на ночь протапливали в домах печи.

Встречать их вышел Василий, родной брат Харлампия, младший, он сначала расцеловал всех ребятишек и Феврусью, потом споро начал разгружать нарты и заносить весь скарб в ограду. Ребятишки устало свалились на ступеньки крыльца, молча за ним наблюдая, Юрка тихо произнёс.

– Неужели мы дошли.

Мать обеспокоенно посмотрела на Василия.

– Все ребятишки сильно устали, Сашку кашель забивает, нам бы горячую баню.

– Да в бане тепло, мы её сегодня топили, сейчас только дровишек подброшу, воды наношу, и можете мыться.

– И ещё, мы Ирку оставили в охотничьей избушке, обезножила она, не смогла идти с нами, тебе придётся за ней сходить.

– Как же так-то у вас получилось, как же вы её там одну оставили, да она изревётся там вся. Конечно схожу, налегке-то что, иди да иди, утром пораньше встану, вон как подмораживает на улице, на санках и привезу.

Через два дня вся Феврусьина семья, чистая и отдохнувшая, сидела вместе с домочадцами, своими двоюродными братьями и сёстрами. Дальнейшая дорога их сильно не пугала, они знали, что большую часть пути уже прошли, хозяин же дома, Василий Савельевич был сильно встревожен.

– Как же ты Феврусья решилась на такую дальнюю, опасную дорогу, да ещё с маленькими детьми, ведь не дойдёте же вы?

– Мне их и там не прокормить было, на одной мёрзлой картошке жили, когда Харлампий живой был, хоть маленько полегче было.