– Да и анальгетики не помешают, – ответила Хва-Йунг.
Вишал негромко рассмеялся:
– И обезболивающие, само собой.
«Рогатка» уже вернулась. Как только за иллюминатором вырос нос корабля, Веера схватилась за ручку в центре шлюза, пытаясь лучше разглядеть «Рогатку».
– А-а-а! – Вопль завершился бульканьем, энтропистка задыхалась. Спина выгнулась так, что затылок едва не касался пяток, все тело оцепенело, только кисти и стопы слегка подергивались. Лицо свела чудовищная гримаса, зубы скрежетали.
Джоррус закричал синхронно, хотя он-то не приближался к шлюзу, и его точно так же скрючило.
– Не прикасайся к ней! – крикнула Хва-Йунг.
Кира не послушалась: она знала, что «скинсьют» ее защитит.
Она обвила несколько щупалец вокруг талии Вееры, одновременно зацепившись за ближайшую стену, и потащила бьющуюся в конвульсиях энтропистку к себе. Сделать это было непросто: Веера с нечеловеческой силой сжимала ручку двери. Наконец Кире удалось оторвать Вееру от двери (про себя она молилась о том, чтобы не повредить энтропистке запястье).
Как только пальцы Вееры выпустили ручку двери, тело ее обмякло, а Джоррус перестал выть, хотя лицо его так и застыло в гримасе невыразимого ужаса.
– Хватайте ее! – велела Нильсен.
Вишал отлепился от стены и поймал рукав куртки Вееры. Затем он обхватил одной рукой талию энтропистки, второй приподнял Веере веко, потом открыл ей рот и заглянул в горло.
– Она выживет, но нужно доставить ее в медотсек.
Джоррус застонал. Он так и сидел, обхватив голову руками, предобморочно бледный.
– Насколько скверно? – спросил Фалькони.
Врач оглянулся тревожно.
– Не знаю, капитан. Нужно следить за сердцебиением. И вероятно, электрошок выжег импланты. Пока рано судить. По меньшей мере их придется перезагрузить.
Джоррус что-то забормотал, Кира не разбирала слов.
– Подлость какая! – возмутилась Нильсен.
– Они запаниковали, – пояснила Воробей. – На все готовы, лишь бы нас остановить. – И ткнула средним пальцем в сторону станции. – Надеюсь, вам всем задницы поджарят. Слышите меня?
– Это все моя вина, – сказала Кира и указала на свое обнаженное лицо. – Надо было не снимать маску. Тогда я бы увидела, что дверь под током.
– Ты ни в чем не виновата, – возразил Фалькони. – Не вздумай из-за этого казниться. – Он подплыл к Джоррусу. – Эй! Веера выживет, понял? Успокойся, все не так страшно.
– Вы не понимаете, – еле выговорил Джоррус, втягивая в себя воздух.
– Ну так объясни.
– Она – я – мы… – Он принялся ломать руки, и в невесомости это движение повлекло его прочь. Фалькони поймал его, остановил. – Нас больше нет. Нет нас! Нет меня! Все пропало. Все ушло. Ушло. Ушло. А-а-а! – И вновь его речь перешла в невнятное бормотание.
Фалькони встряхнул его:
– Соберись. «Рогатка» уже близко.
Энтропист не реагировал.
– Их ментальный улей разрушен, – вздохнула Хва-Йунг.
– И что? Он ведь не перестал быть самим собой, а?
– Ну…
Веера очнулась с резким всхлипом, дернулась так, что закружилась вокруг своей оси. Прижала пальцы к вискам и завопила. Словно откликаясь ей, Джоррус свернулся в позе эмбриона и захныкал.
– Отлично, – буркнул Фалькони. – Теперь у нас на руках двое психов. Просто замечательно.
Тихо, словно падающее перышко, «Рогатка» замедлила ход и остановилась у шлюза. Послышался лязг стыковочных зажимов, удерживающих нос корабля.
– Кира! – Фалькони махнул рукой. – Будь так добра…
Пока врач успокаивал энтропистов, Кира вызвала маску на лицо и разглядела в двери шлюза ток – широкую синеватого цвета полосу, как будто в ручку загнали молнию. Полоса была широкой и яркой – просто удивительно, как Веера не погибла на месте.