– Кто???

– Генрих Второй – это мой пес. Я понимаю, что имя более чем странное, но по иронии судьбы его так звали с рождения, так что у Генриха, то есть у меня, есть собака Генрих Второй. Я когда его увидел, просто влюбился, а когда узнал имя, так все сомнения полностью отпали. Пес – просто нечто.

Рита увидела, как доселе хмурое лицо Генриха Цеге осветила улыбка.

– Когда Вы его увидите, тоже непременно влюбитесь. Его все любят.

– А что за порода?

– Английский дог, но он еще совсем маленький.

– А где он сейчас?

– Марта поехала забирать его из лечебницы – слегка повредил лапу. Кругом стройка, а он лезет куда попало, вот и не уследил за ним. Пришлось в клинике на пару дней оставить. Такой непоседа, да еще характер не по возрасту, но это и хорошо. Не люблю бесхарактерных, это относится не только к животным, но и к людям.

Они посидели еще какое-то время, потом одновременно не сговариваясь поднялись и направились в сторону дома. Шли молча, каждый был погружен в свои мысли. Для Риты услышанное не было неожиданностью, почти все она уже знала со слов Илзе. В голове крутилась фраза: «Надеюсь, чтобы заснуть, мне не придется каждый вечер вливать в себя такое же, как вчера, количество спиртного. В противном случае по возвращении придется записываться на прием к Маринке, а этого как-то совсем не хочется».

Марина была личностью, противной во всех отношениях, но специалистом отличным, вот и приходилось закрывать глаза на ее склочный и неуравновешенный характер. Марина любила повторять, что контингент у нее такой, что иначе нельзя. Хотя пациентами как раз были в основном люди очень интеллигентные: преподаватели, юристы, бизнесмены. «Тихие алкоголики», как называла их Рита. Нарколог Марина была от бога, потому записаться к ней на прием без протекции было нереально. Марина себе цену знала, но была слишком самолюбива, чтобы работать над собой и хоть бы хоть немного измениться. «Вот еще, – заявляла она. – Я страсть какая привлекательная, умная, независимая и сексуальная (бываю иногда, когда высплюсь). Не смейся. Всех к чёрту. Кому не нравлюсь, может отваливать».

И что Рита могла возразить на такой шквал эмоций? Правильно, ничего, просто интеллигентно промолчать. Нет, по поводу своего здоровья Рита к ней не обращалась, боже упаси! Но консультироваться в период написания книг приходилось.

Всеволод Иннокентиевич пребывал в хорошем расположении духа. С утра пораньше в честь дня рождения супруга поднесла ему рюмочку наливки, которой как раз хватило «для сугреву». Он уже предвкушал, как вечером сядет за праздничный стол, а уж там… э-э-ххх! Жена готовила божественно и баловала мужа разносолами. На дни рождения каждый раз придумывала что-нибудь особенное. В этот раз супруги решили никого не звать, а спокойно посидеть вдвоем. Они и не любили особенно созывать людей, разве что кто-нибудь сам зайдет…. Предвкушая праздничный обед, Всеволод Иннокентиевич даже крякнул от удовольствия, но служебный долг требовал его присутствия на службе. Всеволод Иннокентиевич бросил взгляд в зеркало и, подмигнув собственному отражению, вышел из дома и направился в полицейский участок.

Хоть Всеволод Иннокентиевич и был почтенного возраста, но выправку и осанку не потерял и мог одним ударом уложить любого обидчика, с удовольствием делал ту работу по дому, где требовалась грубая мужская сила, а зимой окунался в прорубь, поэтому ни насморка, ни кашля и никакой другой хвори у него отродясь не было. Ростом выше среднего, коренастый, седоволосый и седоусый, он любил, чтобы усы были закручены кверху. В городе его уважали, потому что знали: хоть и суров бывал главный полицейский, но мзду не брал, судил всегда справедливо, невзирая на чины и звания.