– Слушай, а может яиц пожарить на скорую руку, а? – предложил Михей. – На керосинке – то в момент сварганится?

– Да будет тебе. И так стол ломится, командуй уже… – ёрзал нетерпеливо на табуретке Кузя.

– Командуй… А это чё? – показал на наполненные уже стопки Михей. Хлопаешь, понимаешь, ушами, дружок мой дорогой. – улыбался хозяин. Эти фокусы он любил перед другом всякий раз показывать. Тоже в ритуал застолья входило. А Кузя каждый раз наигранно дивился:– Ах – ти, и как это у тебя получается? Вот только что пустые стопочки стояли, и на тебе, полнёхонькие!? – округлял глазки свои артистически товарищ.

– А вот, уметь надоть!.. Тут неважно как, тут главное, что полные! – улыбался в свою очередь Михей.

Такое застолье старичков могло длиться весьма и весьма долго. Да собственно ни само застолье их привлекало, нет. Возможность – поговорить – посудачить, про жизнь. Вот прямо как сейчас, было ж о чём потолковать – побеседовать.

– На, прибери, ни то запачкается ишо… – положил перед другом отрез Кузьма. – Пошто много – то – беря стопку, поинтересовался он. – Здесь небось метров десять, как не больше? – да вдруг запнулся не договорив.

А Михеев, опрокинув чарку вовнутрь, крякнув, щурился, сидел как кот —котофей, улыбаясь чему – то…

– Ну, ну, так чё замолчал, говори ужо? – интересовался он реакцией сотоварища, заинтриговал ли?..

Кузя, степенно выпив, закусив, вопросительно поглядывал на дружка, обдумывая чего – то, прикидывая. Наконец, прожевав, спросил:– Хм, ты, что же это, старый, – негромко посмеивался Кузьма, – и на меня тоже чё ли, купил? – прятался он от неловкости ситуации, в клубе дыма самосада.

– Пошто на тебя – то? Нет… Это, так это… – неумело врал Михеев, – про… запас… В хозяйстве – то сгодится. – и засуетился, тоже от смущения, с отрезом, сунув его на полочку, с глаз долой.

– Знаем мы вас… про запас, ежа вам под дрёпу!.. – не сердито передразнил друга Кузя.

А за оконцем громыхнуло натужно громом, блеснула молния и с небес, прямо – таки рухнула прорва дождя, превратив в один присест единственную улочку в деревушке в ревущий, грязевой поток!..

Непогода за окном и в доме Михея внесла коррективы, смыв обвалившимся дождём, прежнюю атмосферу общего смущения, вытеснив её прочь.

Друзья не сговариваясь, шагнули к окошку, нагнулись, что бы посмотреть на буйство дождика, и – крепко стукнулись лбами!..

– Уй, язви тя, чё ты вертишься под ногами – то!? – потирая ушибленный лоб, рявкнул Михеев.

– Вот чё!? А чё я – то? А сам – то, чё? – огрызнулся Кузя, посматривая на ушиб в зеркальце на стене. И глянув, ещё раз друг на друга, неожиданно, рассмеялись….

– Ты чё кинулся – то? – спросил хозяин дома.

– А ты? – интересовался Кузя.

– Я!? Я вот думаю, успели нет ли уехать – то робяты? – гадал Михеев, глядя в засиженное мухами окошко.

– А время – то скока прошло с того… Дык.. э… давно, небось укатили – то!? До трассы скока отседова? – засыпал вопросами Михея Кузя, почёсывая в затылке, прикидывая – успела ли автолавка дождь – то обмануть?

Не сговариваясь, мужики вышли на свежий воздух, благо дворик у Михея был почти весь под навесом. Дождик будто бы, сбавил обороты, лил более сдержанно, но, по-прежнему внушительно, увесисто.

– Эх, ты!.. Глякося, потоп, да и только… – восхищался Михей ливнем. Надо заметить, что старики оба любили дождик, особенно вот такой – грибной, проливной.

Вдруг оба старика выскочили из-под навеса, подставляя свои седые головы струям тёплого июльского дождя и смешно болтая ногами и руками, стали плясать, топочась в луже, брызгаясь, балуясь как детки малые.

Да только не зря говорят в народе – старость, не радость. Подустали мужики довольно быстро и мокрые как курицы, поплелись обратно в дом, греться – сушиться.