«Просто смирись, Ник. И не строй из себя обиженного подростка, которому на Рождество не купили обещанного щенка ротвейлера. Проигрывать надо уметь с достоинством и честью. Ты же всегда считал себя эталоном сдержанности и самоконтроля. Настало время это продемонстрировать. Принять своё поражение и самую тяжёлую для тебя потерю, как и подобает настоящему, вроде тебя, мужчине. Если ты, конечно, настоящий мужчина.»

Как быстро он начал сходить с ума. Даже не успел ещё войти в палату, а его вроде бы давно канувшая в небытие биполярка уже начала давать о себе знать. А может она, на деле, никуда и не исчезала. Просто ожидала своего очередного звёздного часа – недостающего толчка, нового удара по психике и буквально сносящего своим контрольным выстрелом голову на раз. Чтобы старая травма наконец-то вылезла наружу и выпустила всех скрывавшихся в ней столько лет демонов, бесов и скелетов. Легион демонов…

Но Ник пока ещё не мог анализировать происходящее именно здравым рассудком, как и выписывать самому себе диагнозы. Не то состояние и не та ситуация. Он даже отмахивался от идеи с успокоительным, хотя мог его принять ещё по дороге в больницу.

Может зря он так поспешил с решением? Может всё же стоило отключить свои мозги, хотя бы в границах данного места? Он же всё равно ничего не чувствует за пределами своего агонизирующего тела и сознания. Ничего не чувствовал, когда приближался к дверям палаты и когда в них входил. И когда удивлённо осматривал одиночную палату с одной единственной койкой едва не по центру комнаты, всего на какое-то мгновение показавшейся ему белоснежным ложем из фантасмагорического мира с абстрактным балдахином, нисходящим вместе с трубками, белыми проводами и капельницами с какого-то жуткого потолка (и потолка ли?) в виде органического купола из полупрозрачных щупалец.

«Если бы спящая красавица существовала в действительности, она бы, скорей всего, выглядела именно так. Мой тебе совет. Установи здесь свою охрану. А то мало ли здесь обитает психопатов. Как раз в больницах их больше всего и пасётся, в особенности среди обслуживающего медперсонала.»

Крикнуть самому себе, чтобы этот активировавшийся в голове голос заткнулся?.. Тогда его точно примут за психа. И точно заставят накачаться не одним лишь успокоительным.

Но голос был прав. Мия действительно выглядела, как спящая красавица. Неподвижная, не подающая ни единого признака жизни, неестественно бледная и уже не дышащая самостоятельно. А, главное, находящаяся где угодно, но только не здесь. Не в этой палате. Не с ним. Не с Ником. Её здесь не было. От слова совсем. А тело… Тело без мозга и сознания – это всего лишь тело. «Живой» труп.

– Думаю, мне нет смысла вам объяснять, что с ней сейчас. На мониторах всё вроде как видно. – доктор Соулсби вошёл следом за Хардингом, несмотря на тот факт, что в первое время в палате дежурила медсестра, фиксируя все возможные изменения в организме подключённого к системе жизнеобеспечения человеческого трупа и пребывая в постоянном ожидании худшего. Так сказать, готовясь в любой момент к вызову реанимационной бригады. Что, скорей всего, уже и не понадобится.

«Просто сделай это прямо сейчас, Ник. Обещаю. Тебе сразу же полегчает. Отпусти её. А вместе с ней и себя. Подари ей то, чего она так долго от тебя добивалась. Подари ей свободу. Ты же видишь… вернее, чувствуешь. Её здесь нет. Её больше нет.»

Тогда… зачем ему её отпускать? Что за бред? Если её здесь нет, то кого он должен отпустить? Кому он должен дать свободу? А, главное, от чего?

– Я так понимаю, ангиографию вы ещё ей не делали? – с одной стороны голос был прав. Любая попытка отсрочить неизбежное, в конечном счете, перейдёт в очередную одержимую манию – отсрочить неизбежное. И которая в итоге закончится тем же самым – ничем.