… Анджелл сидел на багажнике, держа в руках бутылочку «Колы»; его взгляд был сосредоточенным и устремленным вдаль.

– Мне кажется, что ты с другой планеты, – заметила я, облокачиваясь на багажник рядом с ним.

– Почему? – он с любопытством глянул на меня.

– В тебе есть что-то иное. Я не знаю, ты… Просто другой. Я чувствую это.

– Все люди разные.

– Ты особенный, я знаю это, – сказала я.

– Ты всегда говоришь то, что думаешь?

– Нет, но стараюсь.

– Это верно, – улыбнулся он.

– Прямолинейность и честность никогда не была в моде, – хмыкнула я.

– Какая разница, что имеет значение в обществе, а что нет? Ты должна идти своей дорогой, это твоя жизнь, не так ли?

– Это одинокая дорога, разве нет? – поддела я его.

– Жизнь как небо: днем оно яркое и искрящееся, а ночью пустынное и холодное. А люди будто звезды – они рядом друг с другом и кажется, что их ничего не гложет, но звезды бывают разные: некоторые сияют миллионы лет, а некоторые умирают, не прожив и половины своей жизни. И ни одна звезда вокруг не интересуется, почему та умерла. Мы говорим: «Пришло время», будто это все объясняет. Будто это заменяет нам иные объяснения, будто люди стали настолько ленивы, что не видят, как за этими глупыми однообразными фразами их жизнь течет в никуда. А люди должны быть подобны звездам: светить для всех, но сиять только для кого-то особенного… Это справедливо.

– В жизни все иначе: чаще всего люди умирают, даже не посветив никому…Обидно.

– Для чего эта поездка? – внезапно перескочил на другую тему Анджелл. – Мне просто интересно.

– Не знаю, – честно ответила я. – Я хочу что-то отыскать… Невада – это не конец, я хочу направляться дальше, просто… Всегда нужно определить для себя границы, пометки. Когда я доеду до Невады, я хочу все прояснить для себя, и мне будет жаль, если этого не случится. Но тогда… Я просто поеду дальше. Мне нравятся дороги. Дороги – это свобода. Дороги всегда тебе помогут. В них есть что-то человеческое. Но они бесконечны. Вот почему они мне так нравятся. – А друг… это твой лучший друг?

Лицо Анджелла переменилось, оно стало каким-то напряженным, даже грустным.

– Лучший, – беззаботно ответил он и улыбнулся. Я внезапно поняла, что в нем особенного – улыбка. Такая ясная, чистая, искренняя… Настоящая улыбка, которая идет от сердца.

– И давно с ним дружите?

Он глянул на меня и быстро отвернулся.

– С детства.

– У меня нет друзей, – я провела пальцем по горячему металлу.

– Все будет, – неопределенно проговорил Анджелл.

– Ты так думаешь?

– Я уверен, – он улыбнулся, и красота его улыбки затмила окружающую нас тишину природы.

Я неловко отвернулась, пытаясь справиться со смущением.

– Так жарко, даже ночью, – тихо сказала я, переменяя тему, и прислушиваясь к звукам вокруг нас. – А койоты не нападут?

– Они пугливые, не думаю, но я буду сторожить.

– Что? – я неуверенно глянула на него.

– Я не буду спать, – рассмеялся он. – А буду беречь твой сон, – тихо добавил он, смотря мне в глаза.

Я опустила глаза, пытаясь скрыть смущение.

– Спасибо, – кивнула я. – Мне так будет спокойней.

– Не за что, – проговорил он, и я уловила в его голосе странную печаль; будто он знает что-то, что способно изменить все в моей жизни или в его, но он должен молчать об этом. – Ты хочешь, чтобы пошел дождь?

– Я люблю дождь, – улыбнулась я. – Так что, да.

Он загадочно усмехнулся и допил «Колу».

– Спокойной ночи, – проговорил он с той же грустью.

– Спокойной ночи, Анджелл.

Я почувствовала что-то странное в нем, и это чувство ещё больше усиливалось. Мне захотелось узнать, кто он и откуда, какие желания им преобладают, какие цели он преследуют. Я решила, что поговорю с ним завтра. А сейчас… только спать.