Перед глазами предстала новая картина: улыбка, отсекающая от старика сразу десяток лет, которая появлялась сразу, как я заходил в палату. Невозможно. Просто невозможно удержаться и не улыбнуться в ответ. Новая картина: руки, оплетённые венами-змеями, обнимают меня, и потрескавшиеся губы прикасаются к моей щеке. Но запечаталось в моей памяти лучше всего не это, а голос, который был настолько живой, хоть и отдающий слегка хрипотой, что в душе сразу зажигалась слепая и глупая надежда, что дедушка, лежавший передо мной на кровати и смотрящий на меня глазами, полными слёз благодарности, не умрёт никогда. Но, как говорится, надежда умирает последней… и обычно умирает не одна.

После всех этих мыслей я вновь перенёсся на застолье и, получив вновь под управление своё тело, вздрогнул и поднял голову.

«Только я достоин здесь сидеть! – вспыхнуло у меня в голове. – Я один! Все ваши кривляния и ваша наглая показуха просто меня убивают! Чего вы пытаетесь добиться своими фальшивыми страданиями? Хотите отхватить кусок от большого пирога, хотите… те самые чайники, что вы на днях покупали? Так подавитесь, твою мать, подавитесь, если вам так всё это нужно! Хотите… не знаю… показать ваше актёрское мастерство? Ну что же, практика дала о себе знать – вы достигли в этом деле почти совершенства. Лучше бы с таким рвением смеялись и веселились – без фальши – вместе со стариком, пока была такая возможность».

Прошлое – не всегда лёгкая ноша, и некоторые неприятные моменты своей жизни я стараюсь спрятать куда-нибудь поглубже в своё подсознание. Но в бессонные ночи, когда шторы памяти распахиваются, прошлое наваливается на меня всем своим весом, а неприятные моменты предстают перед глазами и начинают зловеще улыбаться ртами, полными острых клыков, а затем вгрызаются в грудь, заставляя меня чувствовать сильнейшую душевную боль. К таким моментам относятся практически все поминки. И дело было вовсе не в родственничках усопшего, которых я считал бездушными людьми, а… во мне.

Шторы распахиваются… и воспоминания, просочившись между их половинками, начинают мучить меня и вгрызаться своими острыми клыками в мою плоть. Сначала я не понимал, за что. «За что? За что вы меня мучаете?» – мысленно вскрикивал я по ночам. Прошло много времени, однако легче не стало, и никакие таблетки, никакие лекарства, советы друзей и народная медицина не могли унять боль, терзающую мою душу.

– Я же не плохой! – шептал я сумеркам. – Это они плохие, они лишены души, они во всем виноваты! Они!!! За что же вы меня мучаете?

И я закатывался в истерике и ревел до тех пор, пока боль, подхваченная слезами, не выходила вся из меня по щекам, и только тогда я, успокоенный, мог погрузиться в сон… который вовсе не избавлял меня от душевной боли. Наоборот – он подкидывал ещё больше дров в и так большой костёр в моей душе. Во сне я попадал… в очень странные места…

…Дом был давно заброшен, в этом не было никаких сомнений, а вокруг меня было полным-полно мусора. Кирпичные стены внутри здания были практически сплошь разрисованы граффити различного качества, которые в свете луны, проникающем в дом через пустые оконные рамы, были еле-еле различимы. Моргнув несколько раз, чтобы прогнать рябь в глазах, я начал с удивлением озираться по сторонам. Находился я в узком коридоре. По левую сторону коридора шли дверные проёмы, из некоторых шёл серебряный свет луны. Расчистив немного под ногами завал из мусора, я начал пробираться вперёд. Каждый мой шаг отдавался громким эхом от стен, так что ступать я старался как можно осторожнее, боясь привлечь внимание того, кто мог быть здесь ещё, кроме меня. Я прошёл некоторое расстояние вперёд по коридору, по пути мельком осмотрев содержимое замусоренных комнат, после чего резко остановился и прислушался. Практически сразу, как только я это сделал, меня будто ударило током и по моему телу пробежали мурашки. Сзади меня кто-то шёл, тихо перебирая ногами мусор.