Следователь вдруг встал. Я схватила его за руку. У него вылетел блокнот и, зашуршав, упал на пол.

– Вы защитите меня? – мой глаз от напряжения заслезился. Острое ощущение опасности навалилось на меня вдруг, задавив и засыпав толстым слоем мысли о бессмысленности моего дальнейшего существования в качестве красотки-инвалида.

– От кого?

– Как вы не понимаете. Если они узнают, что я жива, они придут добить меня.

– Вы все равно ничего не видели.

Следователь наклонился и стал искать свой блокнот на полу.

– Послушайте, вы успокойтесь, отдохните. Я приду через пару дней. Может, вы вспомните что-то еще. И тогда обо всем договоримся.

Он пошел к двери. Было совершенно очевидно, что тут мне не помогут. Но ощущение безнадежности и кончености жизни почему-то исчезло. Поддавшись порыву, я делала и говорила то, что хотела, я была самой собой впервые в жизни, не скрывая своих чувств и страхов, своих оценок и ощущений. Что ж, возможно, это и сможет стать новым ключиком, что заведет спираль моего движения.

Марины не было. Ересин звонил ей несколько дней подряд. Скоро выходные. Алексей собирался поехать в охотничий домик, провести спокойные два дня без телефонных звонков, без разговоров с друзьями и по делу, без телевизора. Так повелось уже давно. Каждую пятницу, в ночь, – хоть чучелом, хоть тушкой, – он ехал в лес, на водоем, к костру… Чем ближе подходили выходные, тем отчетливее проступала привычка. Прочь, прочь из города – пульсировало у него в голове, – подальше отсюда и… забыться, лежать и смотреть на звезды, на огонь… Утром, в пятницу он начинал говорить о душе. К этому привыкли его родные.

– Гонка сплошная, – жаловался он с 8 утра. – Примечательно ведь что, – нет времени о душе подумать!

О!!! Хочу водки, – мечтал он уже в середине дня. – Много… Потом опохмел неправильный… и 3 дня провисеть…

– Бабуль, я завезу к тебе Мартына?

– С ума сошел? – слышался на том конце дребезжащий голос. – Зачем мне мяукающее и орущее зверье дома?

– Бабуль, ты же знаешь, как я тебя люблю… Бабуль, он лапку повредил. Я к тебе его от скотского хирурга привезу. Попрошу, чтобы дал для вас обоих успокаивающее…

С шутками и прибаутками он шел по жизни легко, играючи.

Надо чисто забыться, кто я, и что я… – стучало в голове.

– Лучше сразу яду, – ворчала бабушка, прерывая его мысленные планы на предстоящие два дня. – Он мне тут все стены обдерет. И не проси, внучок, не проси. Говорила я тебе – женись. Будет кому кота на выходные оставлять.

– Бабуль, – ты единственная моя женщина. Мой кот – только цветочки жрет.

– Рассказывай мне сказки, а лапу где он свою повредил?

– Он горшок с цветком разбил.

– А горшок из венецианского стекла был?

– Какая ты догадливая! Да не волнуйся, ба, я его так накормлю таблетками, – спать будет три дня и три ночи, как Алеша Попович.

– Матери вези.

Иногда надо уходить от действительности, – думал Алексей.

Бабушка, конечно, возьмет кота, но куда делась Марина? Как все по-дурацки сегодня, кот поранил лапу, девушка исчезла.

– Может, это и к лучшему, я смогу обидеться и отменить свадьбу.

– Детей пора заводить, – снова завела свое бабушка.

– Баааа, – протянул Ересин, – Ну зачем тебе столько шизокрылых ангелов? А мне так не хватает любви и ласки.

– Кота не возьму, – отрезала бабушка и положила трубку.

Два дня прошли так, как и было запланировано. Он съездил туда. Посидел с удочкой. Выпил коньяка. Развел вечером костер, пожарил рыбу. Но все это было теперь не то. Беспокойство незаметно овладело им. Скромная, простая девушка из-под Минска, красивая и без заморочек, студентка-биолог, заняла нишу в его голове, его мыслях, его планах на будущее. Ох уж эти планы на будущее. Он собирался познакомить ее с родителями. Бабушка уже проела ему лысину с нелепым вопросом – не голубой ли он. Куда же она могла деться, даже не предупредив и не позвонив.