– Кажется, пришла пора прощаться, – улыбнулся я.

Пусть она меня не слышит – все равно. Я выпрямился в полный рост и помчался к дверям; пробился сквозь них, как через густую жидкость. Я остановился. Передо мной протянулся тот самый страшный и темный коридор, который раньше был виден только издалека. По каждую сторону высились двери, дрожащие в безвременье; на полу расположились широкие плиты, такие же белые, как и стены вокруг. Мне ничего не оставалось, кроме как идти вперед; я пробивался через бесконечные двери, а коридор все полз и полз, как червь, буравя здание. Наконец, когда я уже начал думать, что заблудился, за очередной дверью появился пост охраны; бледные образы мужчин с оружием напряженно всматривались в экраны мониторов. Рядом с ними высилась горка зеркальных масок, а возле поста одиноко стояла пустая тележка «кормильцев». Не в силах сопротивляться собственному любопытству, я зашел на пост охраны и заглянул через плечо одному из охранников; на мониторе, теряясь в неясных разводах, виднелась моя пустая клетка. Силуэт смотрительницы расположился рядом.

Я засмеялся собственным мыслям. Если бы они только могли видеть свои лица! Переполошились, что-то заподозрили, но уже слишком поздно – время потеряно! Все еще злорадно улыбаясь, я уставился на лица охранников, стараясь как следует запомнить каждого. Линии их лиц казались грубыми, их щеки, носы и лбы пересекали уродливые шрамы, а в глазах отразилась непроходимая тупость. Задумавшись, я приложил палец к губам. В голову лезли непрошеные мысли: графики и расчеты пытались подсказать мне, где находилась точка выброса в реальный мир. Я оставил пост охраны и побрел дальше, натыкаясь на тупики и по нескольку раз возвращаясь к одной и той же развилке. Здание предстало передо мной лабиринтом коридоров и комнат, забитых всякой всячиной – лаборатории сменялись комнатами отдыха и забитыми компьютерами офисами, а люди в них застыли в самых невероятных позах. Чем больше я удалялся от главного коридора, тем чаще мне попадались маленькие каморки с необычного вида аппаратурой и полками, уставленными биологическими образцами. В одной из комнаток, самой дальней, оказался изможденный человек, привязанный ремнями к стулу; рядом стояло пустое ведро, на столике расположились пустые шприцы без иголок. Мне стало невыносимо жаль беднягу – но я ничем не мог ему помочь. С каждым новым шагом я заново просчитывал выходы в реальный мир по тем формулам, которые теперь хранил глубоко в мозгу. Графики моих уравнений снова сошлись – в одном из змеистых коридоров, прямо перед лицом тучного мужчины со стопкой бумаг в руках. Такое место мне точно не подходило.

Наконец, мне удалось найти лестницу. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы научиться, как ей правильно пользоваться; лестницы я видел только в далеком детстве, и память о них размазалась, как каша по стенкам тарелки. С каждым шагом мои ступни утопали в ступенях, но не проваливались – похоже, материал непосредственно влиял на свойства вневременного геля. В самом низу оказалась еще одна дверь, через которую я прорвался проверенным способом; глазам моим открылся внушительных размеров холл, светлый, как и моя комната. В нем собралась целая уйма народа – посетители, клиенты и, видимо, еще больше охраны – и все застыли, как огромные куклы. Кое-где стояли горшки с цветами – разумеется, белыми. Я быстро осмотрелся и замер; огромные двери, стеклянные, но смазанные так, что через них ничего нельзя было рассмотреть, встали у меня на пути. Выход! Все мое тело задрожало от макушки до кончиков пальцев; слишком долго я не был под настоящим небом, слишком долго не дышал свежим воздухом, таким, каким он должен был быть. А о городах я и вовсе читал только в книжках… Я так хотел сбежать, так старался все верно рассчитать, что совершенно вымотался. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы решиться на последний шаг. Я вздохнул и ринулся прочь.