Первая встреча с лихими врезалась в память Тиму намертво. Он к тому времени успел поблуждать по иноземью, усвоить кое-какие правила. Одно из них гласило: в любой момент жди подвоха. Местные обожали надуть, облапошить, провести любого, а уж доверчивого новичка грех было не оставить в дураках. Незнание законов никого от ответственности не освобождало. Но объяснять эти законы Тиму никто не собирался. Приходилось усваивать их через собственные ошибки и промахи, стараясь не потерять себя. Поначалу Тим то и дело попадал впросак. И не всегда он сталкивался с безобидными розыгрышами. Вернее сказать, безобидных не было вообще. Ему срочно нужно было приобрести здешний вид. Как мог, Тим старался раздобыть себе одежку, в которой не чувствовал бы среди окружающих белой вороной. Выделяться здесь было не принято. Как-то раз, его чуть было не покалечил здоровенный детина, только за то, что мальчик не мог толком объяснить ему, что такое кеды и почему они не похожи на обычные шитые башмаки. Детина орал так, словно Тим оскорбил его в самых лучших чувствах, мол, как он смеет вообще показываться на глаза добрым людям с такой нелепицей на ногах, уж лучше выбросил дурь из головы и ходил бы босиком, иначе он собственноручно ему эту дурь и выбьет, вместе с мозгами. При этом здоровяк держал Тимку одной рукой за воротник, а другой пытался содрать с его ног кеды. Тима спасло лишь то, что воротник его любимой клетчатой рубашки с треском оторвался, и мальчик сумел выскользнуть из здоровенных, но неуклюжих лап. Дрожа от возбуждения, он шел по кривой улочке мимо покосившегося забора, пытаясь приладить воротник на место. Попытки конечно же были бесполезными, но Тим не осознавал этого, плохо соображая после стычки. Когда из переулка, пропитанного темнотой, сыростью и ночным туманом выскользнула тень, Тим не придал этому значения. Ну прохожий и прохожий. В здешних краях не принято было приглядываться друг к другу, интересоваться чужими делами. За излишнее любопытство можно было и в глаз получить. Поэтому мальчик лишь ускорил шаги. Но прохожий не отставал. Он шел за Тимофеем, как бы тот не прибавлял шаг, сворачивал за ним во все переулки и даже умудрился очутиться перед ним после очередного маневра. Преследование было молчаливым и неотступным. Это пугало больше всего. Наконец нервы у Тима не выдержали. Он развернулся и, с криком бросился преследователю навстречу. Размахивая руками, истошно крича, он налетел на него и провалился в пустоту. Мальчика словно затянуло в водоворот. Он потерял ощущение пространства и времени, его вертело и несло, в ушах стоял гул. Так, наверное, чувствует себя птица, попавшая в вихрь. Прекратилось все внезапно. Тима словно швырнуло с высоты, и он очнулся на холодной земле, под забором. Все тело ныло, в голове стучали молотки, из носу текла струйка крови. Над ним склонилась старушка. Закутанная в сто одежек, она казалась в темноте узлом, забытым на улице при поспешном переезде. Взяв Тима за подбородок, женщина развернула его лицо вверх и при лунном свете стала разглядывать мальчика. Вытащив из рукава какую-то тряпицу, она аккуратно вытерла ему кровь. «Ну, что сидишь? Вставай. Земля-то холодная, застынешь». Тим с трудом встал, держась за шершавые доски забора. Голова кружилась. Старушка взяла Тимку за руку и повела за собой по темной улице. Ноги слушались плохо, но Тим шел, крепко держась за женщину. Ему очень не хотелось остаться на этой улице одному. Наконец они остановились возле неприметной в темноте калитки. Старушка подняла руку и та, ворчливо скрипнув, приоткрылась, пропуская хозяйку. Тиму почудилось, что прорези в досках прищурились, оценивая его. Тропинка, белевшая в темноте, подвела пришедших к ступенькам, ведущим в дом, и, поднявшись по крутым ступеням, Тим наконец почувствовал себя в безопасности. Откуда возникла такая уверенность, он не знал, но на сердце было спокойно и тихо. Старушка зажгла свечу, с любопытством оглядела мальчика и склонилась к заслонке небольшой печки. Там вскоре загудело пламя, и раздался тихий, но уверенный посвист закипающего чайника. «Что же ты, птенчик, один по темноте бродишь. Так и в беду попасть недолго». Тим молчал, боясь неосторожным словом навлечь на себя очередную беду. Старушка тих рассмеялась. «Не бойся, птенчик. Я не ем маленьких мальчиков на ужин. Садись к столу. Расскажешь, что с тобой стряслось. Да и подкрепится тебе не помешает». И тут Тима прорвало. За несколько дней, что он провел в непонятной стороне, ему не с кем было поговорить без опаски, спросить совета, поделиться сомнениями. О том, чтобы попросить помощи – не могло быть и речи. Тим научился молчать, не торопился вступать в разговоры, мог отшить назойливого собеседника. Но он устал быть постоянно начеку. Слова лились из него потоком. Страхи, сомнения, вопросы… Старушка слушала молча. Когда слова у Тимки закончились, она так же молча налила в чашку чай и поставила рядом с ней тарелку с большим куском пирога. «Ешь, а я подумаю». Тим внезапно понял, что отчаянно голоден. Пока он, не жуя, глотал куски пирога, шумно прихлебывая чай, старушка выложила на стол сверток. Размотав тряпицу, в которую тот был завернут, она раскрыла небольшую, но толстую книгу. На ее страницах разместились рисунки, таблицы, странные надписи. Женщина начала медленно перелистывать листы. Ее движения были плавными, пальцы то порхали по строчкам, то замирали на месте, ощупывая изображение. Порою она поднимала глаза вверх, словно книжные строки парили в воздухе. Это было не чтение, а безмолвный разговор со старым знакомым. Наконец, она взглянула на Тима. «Ты не здешний, птенчик! Говоришь не так, одет не так, думаешь тоже не так, как делают в этих местах. Я не слишком поняла, откуда ты взялся, но здесь ты не просто чужой, тебе здесь не место. У тебя что-то есть. И это что-то очень нужно дурным людям, тем, которые служат злу. Они будут преследовать тебя, пока не добудут эту вещь. Но отобрать ее они не могут, иначе сила этой вещи растает. Они постараются сделать так, что ты сам захочешь отдать ее. Но если ты это сделаешь, то перестанешь быть собой. Нет, ты не умрешь, но обречешь себя на вечное страдание, а это может оказаться хуже смерти». Тим потрясено поставил чашку на стол. «Какую вещь? И что мне с ней сделать? Выбросить, уничтожить? Я смогу после вернуться домой?» «Разумнее всего вернуть ее хозяину. А он уже решит – возвращаться тебе или нет». Тим подскочил со стула. «Да что за вещь-то. И хозяин ее… Как узнать, кому принадлежит то, о чем я понятия не имею?» Старушка молча встала и ушла вглубь дома. Пошуршав в темноте, она вынесла еще один сверток и протянула его мальчику. «Вот, переоденься. В своей одежде ты слишком заметный. На твои вопросы я не вижу ответа. Но могу сказать, что опасность ходит рядом с тобой. Кстати, ты знаешь, с кем ты хотел подраться в темном переулке, или незнание предало тебе силы, и храбрость твоя была безрассудной?». «Я просто перепугался. А дедушка говорил, что если пойти навстречу своему страху, он исчезнет». «Похоже, так и случилось. Твой дед – мудрый человек. Его совет сегодня спас тебе жизнь. Лихие не привыкли к отпору». «Лихие?» «Это зло, которое охотится за тобой. Но выходит, что и с ним можно сладить. Удачи тебе, птенчик».