Человек просто исчез. Растворился в воздухе. Естественно, первым подозреваемым оказался муж. Его задержали, но вскоре за отсутствием улик и мотива, отпустили под подписку о невыезде. Однако, потом целый год после этого все СМИ так и поливали его грязью, не давали прохода. Я помню, как газетчики следили за ним и любое его действие пытались выставить в черном свете, вырвать из контекста любое его неверно подобранное слово…

Говоря "год таскался по следователям", Влад сильно приукрасил весь тот ад, через который ему пришлось пройти. Может быть, не хочет просто говорить о плохом, а может , боится, что я посчитаю: дыма без огня не бывает. Уверена, уже множество людей думали о нём так же и обрывали знакомство, не дав человеку возможность показать своё истинное лицо. Наверняка, эта история повлекла за собой и проблемы с работой, и с обитанием в социуме. Сказать, что мне было жаль его – ничего не сказать. Мужчина верил в своё скорое счастье: любимая жена, новорожденная дочь. Уверена, он даже уже представлял, какого цвета будут у нее глаза. А в один прекрасный день это счастье просто исчезло. И самое страшное не то, что его заплевала общественность. Самое страшное то, что этот человек не понимал, куда ушло это счастье?! Или кто его забрал?

Когда твой любимый человек умирает от рака, или погибает в автокатастрофе – это больно, невыносимо больно… Но, простившись с близким, ты прощаешься и со всеми надеждами – человека больше нет, он умер. Он больше никогда не разбудит тебя среди ночи, чтобы обнять. Больше никогда не поцелует твои мокрые ресницы, когда ты плачешь… Его больше не будет. Никогда. Ты не сразу примиряешься с этим, но хотя бы осознаёшь. А Влад… у него не было возможности проститься со своей любовью. Не было возможности похоронить и отпустить её. У него даже не было возможности узнать, когда и при каких обстоятельствах она пропала. Куда и с кем. Человек исчез, и отчаявшийся муж мог только лезть на стены и выть волком от безысходности и неизвестности.

– Я к тебе вернулся, – его голос выдернул меня из раздумий, – можно?

Он улыбался мне, стоя в проходе, и в тот момент я отчётливо поняла, что проститься с ним в аэропорту не смогу.

– Конечно, проходи. – я встала и пропустила его. Он, пробираясь к своему месту, коснулся моей руки, вроде бы вскользь, но на самом деле он сделал то, чего очень хотелось нам обоим – прикоснуться.

Моё желание остаться с ним не было связано с чувством жалости, напротив, я увидела в нём такую силу, какую не увидишь во многих накачанных бруталах, на деле оказывающихся чаще всего маменькиными сынками. Влад скрывал свой сильнейший дух за худощавым, поджарым телосложением и этими забавными кудряшками. Он был так похож на энергичного подростка, что никому бы точно не пришло в голову связать его и жизненные трудности.

– Хочешь поговорить об этом? – я положила свою ладонь поверх его и постаралась спросить это как можно мягче, чтобы не спугнуть его.

– Знаешь, – он грустно усмехнулся, – за все эти десять лет я не обратился ни к одному мозгоправу, да и, если честно, вообще ни с кем не обсуждал своих чувств. Думаешь, сейчас стоит?

– Думаю, ты имеешь право выговориться, если тебе это требуется. Повествователь из меня посредственный, а вот слушать я умею.

– Так странно, – он улыбался, глядя куда-то поверх моего плеча, – разговоры  о душевных терзаниях в самолете. Хотя, я слышал, что откровения в купе поезда снимают груз с плеч помощнее, чем дорогостоящие сеансы психологов…

– … Ну а здесь, в небе, просто сам Бог велел, – хмыкнула я.

– Не боишься, что меня прорвет, и тебе придется слушать меня оставшиеся восемь часов?