И неделю спустя мы ехали в дядиной машине в Хасавюрт. Здесь открывалась новая страница моей жизни. Дядя на полной скорости гнал свой мерседес, за окном мелькали столь непривычные мне пейзажи, ведь за семнадцать лет я ни разу не покидала нашего села. Сестренки, изумленные прилипли к окнам. Исмаил поглядывал на нас и смеялся:

– Вы в натуре дикарки! – сказал он с переднего сидения.

– Исмаил! Они в первый раз выезжают из села! – заступалась за нас тетя.

– Из одного села в другое! – ухмылялся он.

Дядя Рустам слегка ударил его по макушке, теперь усмехнулась я. Сколько мы с братом спорили! Ах, как было весело! Если бы Асхат увидел эту красоту. На глаза невольно навернулись слезы.

– Ты что, моя девочка? – удивилась Фатима, – из-за Исмаила обиделась?

– Нет, вспомнила брата, – она поцеловала меня в макушку.

Никогда не забуду этот поцелуй. Он надолго запечатлелся в моей памяти. Так целует мама, любящая, заботящаяся, переживающая за своего ребенка, мама, которая не уходит на войну, мама, которую не взрывает спецназ, мама, которой у меня никогда не будет.

На подъезде в город нас остановили на блокпосту. Дорога была перекрыта. И повсюду люди в камуфляжах. Я, съежившись, натянула свой капор. Тетина рука немного приободрила меня. Дверь со стороны дяди открылась, и в салон заглянул мужчина в военной форме. У него были голубые глаза и светлые волосы.

– Это ваша дочь? – спросил он у дяди, указывая на меня.

– Племянница, – ответил тот, – дочь сестры.

– А документы имеются?

– У меня один документ! – рассмеялся дядя и показал свое удостоверение милиции.

– Извините, майор, проезжайте!

– Вот как у нас дела делаются, – не переставая смеялся дядя. Исмаил немного сконфузился. Было видно ему это не нравилось.

По улицам Хасавюрта мы ехали медленнее, они были такие узкие, и на них было так много машин! Дядя все время ругался, когда ему удавалось не сбить очередного нерадивого пешехода.

Когда мы доехали до дома дяди, солнце уже садилось, я немного занервничала, ведь пришло время совершать вечерний намаз. Дом оказался таким большим, что я не сразу к нему привыкла. Мы жили очень скромно, наш саманный трехкомнатный дом казался жалкой лачужкой, по сравнению с домом дяди Рустама. Может, поэтому родители и не разрешали нам видеться с ними, чтобы мы не завидовали? Единственное, чего я никак не могла понять, это как на жалование обычного сотрудника полиции можно было содержать такие хоромы? Тетя Фатима нигде не работала. Кроме Исмаила, у них был еще старший сын Махмуд. Всех их надо было кормить. Дядя весело улыбался, видя мой восторг домом. А младшие сестрички вообще начали кружиться во дворе, на ровно выложенной плитке, которую мы и в глаза никогда не видели. Мадина нагнулась и провела рукой по красиво высеченному узору.

– Мадинка, ты что! – сказал дядя, – испачкаешься! Не трогай землю!

Испачкаться?! Да тут все сверкало чистотой! Как можно испачкаться о такую красоту? Исмаил все еще ухмылялся, глядя на нашу реакцию. Наконец, из дома вышла женщина лет пятидесяти.

– Познакомьтесь, – сказала тетя, – это наша помощница – Саида, а это мои новые дочери: Ханифа, Мадина и Хадижа. Отныне мы одна семья!

– Одна большая семья, – повторил дядя и обратился к Саиде, – моя одежда готова?

– Да, все готово, Рустам.

– Как, ты уходишь? – веселость тети сменилась беспокойством.

– Да, дела, – сказал он, заходя в дом.

– Хотя бы сегодня! – пыталась уговорить его жена, схватив за руку, одернув ее, он все же пошел переодеваться.

Исмаил еле сдерживал злость, это было видно по его сжатым кулакам. Я испугалась. Что-то творилось в этой семье. За внешним лоском и богатством скрывалась глубокая печаль.